Самуил Полетаев - Антон и Зяблик

Дома отец опустился на скамейку и часто задышал, облизывая губы.

- Кровать постелить или на печку полезешь?

Отец показал глазами на печку. Ивка стащил с него сапоги и помог взобраться.

- Ты, бать, Стрелку не трог, ладно? - предупредил Ивка и вдруг сообразил, что отец еще не видел котят. - Ты Барсика тоже не знаешь? - спросил он. - Опять удрал, гуляка, поганец такой!

Отец отвернулся к печке и не стал расспрашивать о котятах, о Мурке. А Ивке так хотелось рассказать!

Приходили и уходили люди, поучали Клаву, как дальше жить-поживать: надо писать, мол, жаловаться, ругали бригадира - это он заставил работать Василия в холодном кормозапарнике. А пуще всего возмущало их то, что не захотел дать коня - привезти из больницы.

- Ты на него в суд подай, - советовали женщины.

- Я с ним без суда посужусь, - грозилась мать и бросала недобрые взгляды в окно. - Я ему припомню за Васю!

- Ты лучше пенсию требуй! - говорили другие. - Как же ты Васю поднимешь?

- Вот поросенка зарежем, на ноги поставим Васю. Такой еще работничек будет! Правда, Вася? Еще спляшем с тобой на майские, а?

Женщины смеялись.

- Бедовая ты, однако… Тебе все смех, а Вася-то вон как плох…

Но о чем бы ни говорили в доме, Василий не откликался с печки, лежал он там невидимый и неслышный. А то слезал изредка, пил воду, сидел на лавочке и безразлично смотрел на всех из-под мышастых бровей. Посидит немного - и снова на печку.

Ивка первое время лазил к нему, глядел в лицо, клал ему на грудь котят, старался развлечь. Барсик хищно скалил пасть и тут же сползал, а Стрелка, растопырив лапки, так и оставалась лежать, испуганно двигая хвостиком. Но и ее отец не замечал. Скучно становилось Ивке с отцом. Он слезал с печки и больше об отце не вспоминал…

Как-то утром встал Ивка, прислушался - не слыхать из кузницы стука-перезвона. День был будний, а кузница молчала. Что бы это значило? Давно он не бывал там. Не утерпел и побежал к оврагу. И надо же - у самой кузни с кузнецом повстречался, тоже шел туда.

- Будем Кузьму заводить?

- Сегодня Кузьма выходной, - улыбнулся Панас. - Обещался я твоей мамке хряка заколоть.

- Сейчас пойдем?

- Экой прыткий ты. Сготовиться надо.

Тихо в кузнице. Рыжие огоньки-бесенята укрылись под серой горкой шлака, недвижна палка-качалка, звучки-бегунки спрятались под наковальней. Сквозь щели бревен пробивается солнце, глядятся в окошко острые почки веток. Кузница проветрилась, почти не слышно в ней гари и хорошо так пахнет - теплой землей, водой из ручья, горечью еще не народившихся листочков. Пахнет весной.

- Покрути-ка ты мне точило, - сказал Панас. - Надо наладить нам француза.

Француз - старый плоский штык, которым кузнец колол щепу, рубил капусту, мастерил свистульки и деревянных медвежат. Но можно им и петуха зарезать, кабана заколоть, а если надо - и побрить мужика. И был тот штык не простой. Ивка знал от Панаса, что прибыл он из Франции еще в начале старого века, воевал он против русских, а потом достался партизанам. А когда французы бежали из России, поселился у кого-то в чулане, переменил несколько хозяев, пока навовсе не определился у Панаса. Вот какой это француз!

Ивка раскрутил точило, Панас прижал штык, камень завизжал, как поросенок, веселой струйкой посыпались искры. Наточил штык, потрогал ногтем лезвие и прицокнул языком.

- Хорош! - сказал кузнец.

- Давай мне! - потребовал Ивка.

Панас потер лезвие фартуком и засунул Ивке за голенище сапога. Шагали они по деревне - каждым шагом чувствует Ивка жесткое прикосновение штыка. Холодок шевелится в груди оттого, что сейчас будут резать хряка Паныча, оттого, что прохожие оглядываются на них и думают, наверно: куда же это спешат-торопятся кузнецы-работнички?

Ветерок вздергивает лужи, в них плещется солнце, воинственно шелестят ветки деревьев. От гулких, грозных шагов разлетаются куры и затихают собаки.

- Бам-бара-бам! Бам-бара-бам! - кричит Ивка, отбивая шаг. - На войну идет француз, на войну идет француз! Разбегайтесь кто куда! Разбегайтесь…

Однако не убоялся и не убежал от них Федор Московкин. Он стоял возле своей избы, смотрел поверх крыш, в небе что-то искал.

- Далеко? - спросил он, продолжая смотреть вверх.

- Недалечко тут. Клавка Авдеева просила хряка ей заколоть. - Панас заискивающе улыбнулся и тоже уставился на небо. - Некому у них, сам знаешь…

- Дело понятное, - подумав, ответил Московкин. - А только наряд у меня к тебе: двадцать скоб для коровника. И чтобы к вечеру, значит…