Самуил Полетаев - Антон и Зяблик

Ивка погладил ладошкой синие стволы, подергал курки, понюхал ложу - вкусно так пахло! Снял бы ружье со стены, наигрался бы вволю, да неловко стало чего-то. Слез он с кровати и уселся напротив.

- Сказывай сказку! - потребовал он.

- Ну, слушай! - подхватила старуха и сцепила скрюченные пальцы обеих рук.

Ивка подвинулся поближе, однако старухины руки пугали его, и он, слушая, следил за пальцами: то разжимались они, то снова собирались, как когти у птицы.

- …И вот вызвал он Ивашку и говорит: поймаешь Горыныча, жизня тебе дарована будет, станешь при мне управителем, а не поймаешь - будешь висеть на той вон липке, пока птицы глаза не склюют…

Слушал сказку Ивка, а сам все смотрел на старухины руки - они то сжимались, то расправлялись, жили своей особой жизнью, отдельной от старухи, от всего, что окружало их в избе. И тогда понял Ивка, что это не руки старухи, а лапы Горыныча и что старуха и есть тот Горыныч, который водится со всякой нечистью, и за спиной у нее гремят железные крылья, в горле клокочут хрипящие звуки, а в хате - под лавками и в подпечье - прячутся жабы и змеи, послушные слуги Горыныча. Когда Ивашку повели, чтобы вздернуть на липке и над ним воронье закружилось, стало вдруг мальчику скучно.

- Я пойду, бабушка…

- Ай не нравится сказка?

- Я пойду, ладно?

- Я тогда другую расскажу, у меня их много.

- Меня мамка ждет.

- На, возьми коржик еще, возьми…

Ивка схватился вдруг за живот и запрыгал от нетерпения.

- Во двор тебе нужно? Ну, сходи, сходи…

Ивка выскочил на крыльцо, вздохнул полной грудью - ловко ее обманул! - и побежал по деревне. И летел во весь дух, будто гнался за ним сам Горыныч, будто мчались за ним жабы и змеи, норовя покусать ему пятки. Вечерние тени от ракит гнались за ним, собаки лаяли вслед, в избах мигали огни: беги скорее, Ивка, беги, покуда цел!

У самой своей избы увидел: плывет навстречу кожанка. Прижался Ивка к плетню, затаился, а это Федор мимо прошел, не заметив мальчишку, и грязью его окатил. Воздух рукой рубил и ворчал про себя:

- Сама придешь, в ножки поклонишься…

«Чего это он? - Ивка проводил глазами недобрую спину его. - Мамка, что ли, ругала за тятьку его?»

У калитки стояла мать. Косынка на плече, волосы распущены, красивая и злая. Ни слова Ивке не сказав, отвесила затрещину и толкнула его во двор.

Что это с мамкой? Никогда руки в ход не пускала, а тут такую вкатила, что в голове загудело. Ивка дотерпел до печки, а там заскулил от обиды. Поскулил, поскулил, придвинул Стрелку, запустил пальцы в мягкую шерстку, стал пересчитывать тонкие ребрышки - раз, два, три, четыре…

О чем это шушукаются мать с тетей Марусей?

- «И на кой он, говорит, тебе, бабе пригожей такой?..»

- Ну, а ты что? А ты?

- У меня разговор с ним короткий - шуганула его от ворот…

- Ой, лихо, не забудет он этого…

- Не пугай. Сам испугается. Схлопочет еще!

Заерзал Ивка на печке, женщины притихли и совсем на шепот перешли.

- Спи, сынок, спи!

- Сплю, мамка, - сказал Ивка, а сам притаился: хотел послушать еще, да не удалось - и в самом деле заснул.

Ивка проснулся и увидел тетю Марусю. Она прибирала избу.

- У нас что, праздник?

- Праздник, праздник, деточка. Папка твой скоро дома будет.

- А мамка где?

- Где же? За ним и пошла.

- А меня почему не взяла?

- Без тебя хлопот много.

- А когда придут?

- Сегодня, чай, и придут.

Однако не пришли они и к обеду, не пришли и вечером. На следующий день стало известно, что по распутице застряли они в соседней Апрелевке и остались у Тимофея, отцова брата. День их не было, два, только на третий пришли…

Гонял Ивка с дружками на улице. Стегали прутьями по лужам, окатывая друг друга талой водой. И тут увидел он мамку с каким-то мужиком. Ивка не сразу признал в нем отца: полтора месяца прошло, как его отвезли в больницу. Отец был бледен, зарос жидкой щетинкой, мешком висела на нем старая шинель. Сутулился он, опираясь на мать, тянул голову вверх, как слепой. Жалкий он был, совсем какой-то чужой и растерянный.

Ивка подскочил к отцу, уткнулся в шинель, засунул руку в карман: может, гостинца из города привез, как раньше бывало? Но в кармане пусто. Отец положил ему на голову руку - рука была легкая, мягкая, будто тряпичная. Жаль, конечно, гостинца нет, ну и ладно - зато сам пришел. Шли они вместе - мать с одной стороны, Ивка с другой. Встречные женщины здоровались. Мать кивала направо и налево, как артистка на сцене. Отец рядом с нею, молодой и красивой, совсем старик стариком, но она и виду не подавала - радовалась, довольная и даже гордая за мужа, потому что хоть и квелого, но живого домой ведет.