Самуил Полетаев - Антон и Зяблик

Ивка тоже уставился на небо - там летали голуби. Ленивые, сытые голуби. Панас потоптался на месте, сутулые плечи его обвисли, он опустил глаза в землю и досадливо крякнул:

- Обещался я ей…

- Дело твое, однако. А к вечеру скобы на ферму, Гришке отдашь. Разговору у меня больше нет. - И снова, задрав на затылок мятую шляпу, узким взглядом уставился на голубей.

- Фьють! - свистнул он, и голуби, преодолевая тяжесть, ввинтились в небо. И заслонили солнце собой.

Невесть откуда набежала на солнце тучка, задул ветерок, потянуло стужей - холодным мраком повеяло с неба и стынью потянуло от земли. Панас потеребил свою бороду, зябко поежился и вздохнул:

- Пошли, Ванятка, сейчас маманьке твоей скажем…

Когда отошли, Ивка вытащил француза из-за голенища, отвернулся и, не глядя на кузнеца, протянул ему штык.

- Хай ему пусто! - сплюнул Панас и француза не взял. - Спрячь на место. Горит ему - скобы! Всю зиму стоит коровник, не нужны были, а сейчас ему вынь да положь!

Тучка прошла мимо, и снова потоки солнечного света омыли землю. И снова идут Панас и Ивка в ногу.

- Бам-бара-бам! На войну идет француз! Разбегайтесь кто куда! Разбегайтесь…

Клава была в новом цветастом платке, глаза ее блестели, на щеках играли ямочки.

- Здравствуй, Панас, - сказала она. - Может, позавтракаешь?

Панас оглядел ее сверху донизу, ладную да стройную, смущенно прокашлялся и развел руками:

- Кормить нас будешь, а дело не сделано. Не пойдет так. Ты мне покажи лучше, где тут у вас Паныч прописан.

Тетя Маруся подала бечевку. Панас обмотал ее вокруг ладони и подергал.

- Авось да небось - может, и выдержит.

Ивка первым побежал в сарай. Паныч стоял в углу и чавкал, двигая пустым корытцем. И не обернулся, когда в сарай люди вошли.

- Так-то ты гостей привечаешь? Попанувал, и хватит. - Кузнец оглянулся на женщин и кивнул, показывая на выход: - Вы, бабы, оставьте нас, мужиков, тут одних, а сами подите укроп готовьте да лампу разогрейте…

Ивка выхватил из-за голенища француза, взмахнул им, как саблей, свистнул женщинам - дескать, вон выходите, сейчас мы делом займемся. Но мать схватила его за руку, отобрала штык и потащила за собой.

- Без тебя тут обойдется, - сказала она.

Ивка упирался изо всех сил, а все же она вытолкала его из сарая да еще и подзатыльник в придачу дала.

- Не горюй, - сказал Панас. - С бабами лучше не связываться, ты же и виноватый будешь…

Он взял у Клавы штык, спрятал за голенище.

- Управишься один?

- А кто его знает. В нем пудов шесть, почитай, а я еще не ел с утра.

- Я ж говорю, позавтракать надо сперва…

- Да это он себе цену набивает, - сказала Маруся. - Что ему, впервой, что ли? И на восемь пудов управлялся один.

- То восемь, а этот помоложе, прытче будет.

Паныч застыл над корытом, подозрительно скосил глаза и стал неуклюже разворачиваться, чтобы проскочить во двор.

- Быстрее выходите! - крикнул Панас. - А мы тут запремся и побеседуем с ним.

Ивка рвался в сарай. Мать поймала его и еще шлепка дала.

- Наглядишься еще!

Совсем разобиделся Ивка: вместе штык точили, вместе готовились, а теперь близко не подпускают. Он уселся на крыльце и скучно смотрел на сарай, на женщин и решил: ни за что не подойдет к ним. Но когда из сарая послышались хрип и возня, Ивка не выдержал, глаза округлились, подбежал к сараю и приник к щелке. Панас сидел на хряке, со лба кузнеца стекала толстая капля.

- Заснул наш Паныч, - вздохнул он и ребром ладони каплю смахнул. - Можно заходить.

Хряка вытащили во двор, разложили на соломе. Он лежал теперь успокоенный, крупный, седой, и, слегка ощерив клыки, улыбался. Женщины суетились в избе, прибирали кухню, готовили «укроп» - горячую воду. Из-за плетня глядели ребятишки. Больной Василий тоже не утерпел - слез с печки и возился в сенях, пытаясь наладить паяльную лампу. На помощь ему пришел Панас, и вскоре лампа густо загудела, выбрасывая голубой, пушистый огонь, похожий на лисий хвост.

- А теперь мы его погреем, - сказал кузнец, присел на корточки и стал водить огнем по шкуре, как парикмахерской машинкой.

Огонь заревом растекался по туше, и щетина, обугливаясь, сворачивалась в трубки, отваливалась и копотью падала на серый снег.

Работа была не простая. Грели кабанчика и со спины, и с боков, «разували» - снимали с копытцев роговые оболочки, потом ножом счищали нагар. Как только кончался воздух в паяльной лампе, Ивка бросался к ней, накачивал и, пока кузнец отдыхал, на весу держал гудящую лампу и бил огнем по шкуре, как водой из брандспойта.