Самуил Полетаев - Лето в горах

Было рано еще. В окошко брезжил серый рассвет, умирал в углу огонек керосиновой лампы. Чингиз разглядел в куче одеял головы ребятишек — мальчиков и девочек, его двоюродных братьев и сестер, которых он не различал еще и не знал по именам.

На полу он спал впервые. Это был не обычный пол, а сухая глина, покрытая старыми половиками, овечьей кошмой и одеялами, и непривычно было оттого, что некуда свесить руки и ноги, — сколько ни перекатывайся с места на место, все равно не упадешь. Правда, ложе, на котором он спал, чуть возвышалось над полом — он лежал на матраце, а прочие ребята спали пониже, — но все же скатиться с матраца было не страшно.

Чингиз перевалился к мальчишке, который лежал ближе всех к нему, и стал его рассматривать. Рассматривать по частям: сперва щеки — плотные, красные, как свеколки; потом глаза — не глаза, а раскосые щелочки; потом волосы — густые и черные, как смола, отдельных волосков не разобрать. Удивительно — мальчик тоже его двоюродный брат, и все ребята, в беспорядке разбросанные вдоль и поперек, — все они его братья и сестры.

Спать больше не хотелось. Чингиз поднялся, бесшумно оделся и вышел во двор. Под ногами хрустела земля, прихваченная инеем. Солнце еще не встало из-за гор, но глаза невольно щурились от резкого света. Справа и слева тянулись цепи снежных вершин. Между ними пролегла высокогорная долина, и по ней разбрелись саманные домики, а там, подальше, у подножия горы, одиноко белел домик с башенками, похожий на часовню, и над ними поблескивали полумесяц и звезда. Чингиз дышал разреженным, чистым воздухом большой высоты, оглядывался и вспоминал…

Где он видел все это? Отчего казалось все здесь знакомым? Может, когда-то приснились ему и эти снежные вершины, и висящие вровень с ними легкие облака, и эта часовня у подножия горы?

Да, он вспомнил теперь: такие же горы не раз ему снились, но так непохоже все это было на то, что окружало его! Чингиз вспомнил коня, который часто являлся во сне: он сидел на нем, уцепившись за гриву, парил в облатках, замирая от страха и радости, долго летал над горами, но всякий раз кончалось тем, что он падал с коня и стремительно летел к земле. Но, ожидая удара, Чингиз просыпался, не успевая досмотреть свой сон до конца.

Днем он не помнил о ночных полетах, но по ночам, когда они снова снились ему, его не покидало чувство, что все это уже бывало с ним, и бывало не раз. И только сегодня, глядя на вершины в снегу, на домик с башенками у подошвы горы, он догадался, что видит, впервые видит свой сон наяву.

Чингиз пробрался в дом и вынес эспандер — две рукоятки на резиновых растяжках. Закинув эспандер за плечи, он стал отжимать его вправо и влево. Рыжий пес, дремавший у тандыра [1] Танды́р (кирг.) — глиняная печь для приготовления лепешек и пирожков. , подошел к мальчику и вежливо обнюхал его ботинки.

— Пшел! — испуганно крикнул Чингиз.

Пес зевнул, помахал обрубком хвоста и убрался в сени, Чингиз стал приседать: раз-два, раз-два! Поставив ноги на ширину плеч, он положил эспандер на грудь, развел его в стороны и повернулся корпусом влево: раз-два, потом вправо: раз-два!

Кто это вместе с ним разводит руками: раз-два, раз-два? За кустарником, возле ручья, стояла девочка. Волосы ее, разбросанные по плечам, блестели от капелек. Узенькие глаза с бесстыдным любопытством следили за ним.

— Эй! Проваливай! — крикнул Чингиз.

Разве сделаешь спокойно зарядку, когда пес смотрит из сеней, а тут еще следят из кустарников? Девочка фыркнула и пригнулась.

— Все равно я тебя вижу! Вылезай!

Вздумала играть с ним в прятки! Чингиз подошел к ручью, помахивая эспандером, как плеткой. В траве зияли водяные оконца, из-под ног выступала вода. Над кустами снова появилась черноволосая голова.

— Смотри не утони! — крикнула девочка.

— Сама не утони!

Чингиз подошел к ручью. Они стояли теперь разделенные кустарником и настороженно смотрели друг на друга.