Маша оглядела мамину парфюмерию: помаду, тушь для ресниц и бровей, пудру, тени всякие…
«В парке зайду в кустики, — подумала она, — и чуть-чуть подкрашусь. Разве это какое преступление?..»
В парке Маша неожиданно поймала себя на том, что согласие на предложение Леона родилось в ней как-то само собой. Вроде и не думала об этом, а вот… Это ведь называется «свиданием». Ну и что ж, пойдет на свидание. Это же Леон пригласил. Умный, хороший, добрый, милый Леон.
Ощущение радости, новое, незнакомое, переполнявшее все ее существо, требовало какого-то выхода, доброго дела, словно она спешила заслужить право на эту огромную и такую неожиданную радость.
Перемыть посуду и убрать в квартире — этого было ей мало. Сбегала в магазин за продуктами, помогла матери развесить во дворе белье. Про заданные на понедельник уроки и говорить нечего — все было написано, решено, повторено. Потом выгладила школьную форму и, с особой тщательностью, передник, обшитый кружевами. А еще погладила белую с короткими рукавами и синими карманами кофточку. Она очень шла к ее узким голубым джинсам. Вполне можно было надеть кофточку — малыши бегали во дворе в одних трусиках.
— Да что с тобой, Машенька? — с удивлением глядя на принарядившуюся дочку, сказала мать. — Ты сегодня сияешь, как солнышко.
— Весна, — с загадочной улыбкой ответила Маша. — Я пойду погуляю, мама. Что нужно, я все сделала.
— Да уж куда больше! Всю квартиру перевернула.
— Так я погуляю?
— Конечно, доченька.
— Может быть, в парк схожу.
— С Наташей пойдете?
— Наверно… В парке, говорят, красиво. На карусели покатаемся…
— Деньги у тебя есть?
— Целый рубль, мама. Серебряный. Так я пошла.
Махнув на прощанье белой сумочкой, Маша скрылась за дверью. Кроме серебряного рубля в сумочке у нее лежало зеркальце и еще кое-что, прихваченное из маминой косметички.
К подруге она, конечно, не пошла. И на трамвай не стала садиться. Две остановки — долгая ли дорога! До шести часов еще двадцать минут. А пройтись по солнечной улице, мимо нарядных витрин, пестрых киосков, взглядывать в незнакомые лица прохожих, слышать обрывки чужих разговоров и музыку, льющуюся из окон, и веселый воробьиный гомон в листве над головой — это же так чудесно! Она шла по улице, и все в ней пело, и каждой своей жилкой она чувствовала упругую легкость, похожую на полет.
Впереди показались желтые, пузатые колонны входа в городской парк культуры и отдыха — сооружение, далекое от изящества и хорошего вкуса. Но сейчас даже эти неуклюжие колонны, с отвалившимися кусками штукатурки, показались Маше красивыми. Она вошла в парк, свернула к густым кустам акации, даже расстегнула сумочку — но вдруг устыдилась: а надо ли? Ведь никогда же до этого не красилась, а вот… все равно понравилась Леону. Пусть будет как есть! Повесив на локоть белую сумочку (так, ей казалось, она сможет выглядеть более независимой), словно прогуливаясь, Маша не спеша двинулась в глубь парка.
Пруд с лебедями был недалеко. Свернув с главной аллеи, она увидела голубую воду и четырех неподвижно застывших лебедей. Красивые птицы. Круто выгнув длинные шеи, лебеди будто говорили: смотрите на нас, любуйтесь. Но Маша первым делом взглянула налево, направо, где по берегу прогуливались еще немногочисленные в этот час отдыхающие. Она бы, наверное, и в огромной толпе узнала Леона. А тут секундного взгляда было достаточно, чтобы убедиться: Леона среди гуляющих нет. Видно рано пришла. Что ж, пока можно на лебедей посмотреть.
Походкой еще более неспешной она шла по берегу, изредка бросая взгляды по сторонам. «Как стыдно ждать, — подумала она. — Хорошо, хоть не одна тут». У парня с ракетками в целлофановом мешочке спросить время Маша постеснялась. Зато на руке встречной женщины она успела разглядеть стрелки часов — было уже начало седьмого.
Не верилось, что Леон, такой во всем аккуратный, точный, мот опоздать. Наверно, что-то случилось.
Вдруг к Маше подбежал мальчуган лет восьми в зеленых шортиках. В руке он держал конверт.
— Ты Кротова? — спросил мальчуган.
— Да, — растерянно ответила Маша.
— Возьми! — сказал он и побежал обратно.
Куда он побежал, Маша даже не посмотрела. На конверте стояли те же буквы — «К. М.». «Так и есть, значит, что-то случилось, не смог прийти», — тревожно подумала она.
Конверт был заклеен, и ей снова пришлось обрывать кромку. На листке было всего две строчки, написанные тем же почерком. Но эти две строчки выстрелили в нее, как два ружейных ствола.
Читать дальше