Зимой, в самый коварный гололед, Шишкин расхаживал по обледенелым тротуарам без всякой опаски: на каблуки цеплял скобочки с малюсенькими гвоздиками, которые, по его объяснениям, куда-то втыкались, увеличивали силу трения, — короче, предостерегали от падений. Эти скобочки смастерил он сам.
Леон Шишкин, несмотря на странности характера, был вполне компанейским парнем. Те же свои диковинные скобочки для ходьбы в гололед он охотно показывал ребятам, объяснял, как их сделать, как надежно крепить на каблуке.
В классе нашлись такие, что прямо-таки загорелись этим делом, другие пожимали плечами, а Сергей Санюхин, ладный парень, с длинными, вьющимися волосами, лишь брезгливо оттопырил губу, на которой уже заметно темнела полоска будущих усов:
— Это, мсье Шишкин, из самой Франции такая штукенция у тебя?
Сергей не терпел Леона, давно копил в душе глухую неприязнь и зависть к нему. Завидовал его уверенности, его непохожести на других и тому, как Леон независимо и спокойно держится с ребятами, с девчонками. Особенно раздражало Сергея отношение самих девчонок к Леону. Что нашли в нем? Липнут как мухи, записочки пишут, вздыхают. Даже Лёля Нефедева, первая красавица класса, и та млеет перед ним.
Расчесывая дома перед зеркалом свои пышные кудри, Сергей, бывало, не раз искренно удивлялся: слепые они, что ли, эти девчонки — не видят, кто настоящего внимания достоин. Разве сравниться мозгляку Шишкину с ним, Сергеем Санюхиным, или просто Санюхой, как ласково называют его друзья! Рост, плечи, глаза, широкий лоб — мушкетер! Еще бы шпагу на бок да плащ на плечи, ух! — он бы из Леончика бифштекс приготовил, по всем правилам французских мушкетеров!
В один из дней мая, когда уже и сказать было трудно — то ли весна кончилась, то ли началось лето, и когда в классе сидеть за партой стало вовсе невмоготу, неприязнь к Леону переросла у Сергея в чувство, близкое к ненависти.
Случилось это в четверг. Разнесся слух, что с пятого урока отпустят. Будто у англичанки скорая помощь забрала в больницу мать. Причина серьезная. Разве до уроков англичанке!
Слух разнесся, а точно ли это — никто не подтвердил. Больше всех Сергей беспокоился: это же идиотизм, в такую погоду сидеть и ждать — придет, не придет. Агитировал он усердно, даже сказал, что не пожалеет трешки, и все качели и самолеты в парке будут их.
Похоже, все ребята клюнули на Серегину трешку. Да и многие девчонки не прочь были погулять по буйно зазеленевшему парку.
Едва кончился четвертый урок, Сергей подбросил вверх портфель и кинул боевой клич:
— Гвардейцы! Что подсказывает тактическое мышление? Вперед! На штурм колеса обозрения и качелей — за мной!..
На другой день были серьезные неприятности. В особенности для Сергея Санюхина — как организатора коллективного побега. Оказалось, что с урока ушли не все. Учительницу английского языка дождались девять человек. Восемь девчонок и Леон.
— Та-ак! — вернувшись из кабинета завуча и вытирая со лба пот, протянул Санюха. Это «та-ак» относилось к Леону. — Капальщик! Предатель! Восемь девок, один я!
Дело было во время перемены, в коридоре. Леон соскочил с подоконника, и сразу стало видно, что ни гневного вида Санюхи не устрашился он, ни того, что ростом был ему лишь по бровь и в плечах тоньше. Леон близко подошел к Сергею и смял в горсти его рубашку. Сказал, сузив темные глаза:
— Я подписку давал, что побегу за тобой? Обещал? За трешку хотел всех купить? — И, разжав пальцы, чуть толкнул его к стене, усмехнулся: — Капать на такого! Слишком много чести тебе!
И все это произошло в присутствии ребят, затихших, напряженно ожидающих, чем кончится стычка.
Не хватило Сергея на драку. Каким-то шестым чувством понимал: верх будет не за ним.
— Ладно! — с угрозой сказал он. — Этот разговор из тактических соображений перенесем на другой раз.
На уроке он с ненавистью смотрел в спину Леона, сидевшего за второй партой и, казалось, уже забывшего о столкновении в коридоре. Его дело, пусть забывает. Но не забыл он, Санюха. Не забыл, и дай срок — напомнит, обязательно! Да, надо отомстить. Непременно! Вот как только? Драка? Не то — мелко, старо. Что-то похитрей надо. Позаковыристей… А если от Лелькиного имени написать записку? Признание в любви… Ну и что? Может, она уже писала ему. Только разве он человек? Автомат! Ему и на красивую Лельку начихать, и на записку ее… А если наоборот; он ей напишет? Это, пожалуй, похитрей, но… тоже не очень интересно… «Стоп, стоп, стоп, — сказал себе Санюха и почесал темный пушок под носом. — Кажется, придумал…»
Читать дальше