Владимир Добряков - Строчка до Луны и обратно

Конечно, где-то, в самой-самой глубине, острым коготком царапало на сердце: отчего же Марина никогда не заговорит с ним, не улыбнется? Почему для нее он вроде бы пустое место? Может быть, что-то надо все-таки сделать, чтобы, наконец, увидела его?..

Но, с другой стороны, боязно было — вдруг Марина, после того, как он в чем-то «покажет» себя, все равно не захочет ни смотреть на него, ни улыбаться, ни разговаривать? Тогда уже ничего не останется. А так еще есть какая-то надежда на будущее, есть его тайная, личная, собственная радость.

Однако о чем же так часто шепчутся подруги? Димка, возможно, и не проявлял бы сейчас особенного любопытства — мало ли у девчонок своих секретов! Но после того разговора, какой услышал, когда они вешали белье, оставаться равнодушным к этим тайным перешептываниям Димка уже не мог. Марину в тот раз он как бы увидел с новой стороны. Оказывается, к мальчишкам она не безразлична, оттого, наверно, и переживает из-за своего, как ей кажется, не очень хорошего лица. Только смотрит она на мальчишек по-своему. Валерка Кукин, например, не нравится ей. А Валерка, если уж говорить по чистой правде, паренек что надо! Ну, есть это в нем — важный, усмешечка на губах, но ведь красивый парнишка. Тут и спорить нечего. И умный. Доклад на историческом кружке делал — все заслушались. Как завернет, завернет цитату — просто не верилось, что мальчишка, будто взрослый говорил. Наверняка все девчонки вздыхают по нему. А Марина, видно, исключение. Он ей вроде как до лампочки. Сказала, что рыцаря из него не получится. О каком же рыцаре мечтает она?.. Может, права Ленка, и нет теперь рыцарей? Перевелись, не то время…

Так о чем же они секретничают? Сидят где-нибудь или по дорожке идут — все говорят, говорят о чем-то, перешептываются.

А как-то раз после завтрака посмотрел Димка в окно и увидел Марину со своей неразлучной подружкой — они сидели на той самой лавочке, где и он когда-то сидел, с любопытством вслушиваясь в их разговор. Только на этот раз подруги не разговаривали и не шептались. Марина читала какой-то листок, а Ленка, обняв рукой ее за шею, тоже смотрела в листок, и Димке был виден ее приоткрытый в любопытстве рот.

Прочитала Марина листок, свернула бережно, положила в карман своего синего в горошек платья, а потом они вновь, как всегда, принялись о чем-то секретничать. Вообще, место для секретов подходящее. Лавочка стоит одна, впереди — кусты.

Димка жил на третьем этаже, и до лавочки, где сидели девчонки, было метров двадцать. Будто и не очень далеко, а разве что услышишь? И Димка только смотрел. Смотрел долго. Вздыхал потихоньку. Девчонки сидели к нему спиной. Он видел толстую, русую косу Марины с металлической защелкой внизу, видел ее загорелые плечи и шею. А в те секунды, когда она поворачивалась к подруге, открывалась и часть лица ее — лоб, щека, круглый подбородок, кончик носа. Самого лучшего, самого красивого носа на свете. И Димка снова вздыхал, вздыхал…

А на другой день повторилась такая же картина: подруги сидели на лавочке у кустов, и Марина опять читала какой-то большой белый листок.

Только не из окна своей квартиры увидел их Димка примерно в такое же утреннее время, а когда возвращался из магазина с бутылками молока в сетке. Димка в дверях подъезда постоял немного, глядя на девчонок, потом поднялся бегом на третий этаж, открыл дверь и — скорей к окну. Сидят. Марина все еще листок читает… А если подойти бы тихонько и встать за кустами? Нет, могли бы заметить. Через кусты видно… Что же за листок у нее? Письмо?..

Дочитав до конца, Марина опять спрятала листок в карман. Опять девчонки минут десять еще сидели и разговаривали. На следующий день, словно предчувствуя, что подруги снова объявятся на тихой лавочке, Димка с утра занял место у окна и стал ждать. Целый час сидел, но дождался. Они торопливо прошли к кустам, сели, Марина перекинула за спину косу, достала свернутый листок, а Ленка обняла подругу за шею.

Димка не спускал с них глаз. Потом вспомнил о бинокле. Чтобы не мешало стекло, слегка приоткрыл раму. Но бинокль был маленький, театральный, и разобрать что-либо на краешке листа, видневшегося из-за плеча Ленки, он, конечно, не мог. С балкона будет ближе, подумал Димка. Хоть метра на полтора. Принеся на балкон табуретку, он с предосторожностью чуть выставил лицо над желтым щитом ограждения, навел бинокль на сидевших внизу девчонок. То ли эти полтора метра имели значение, то ли лучше резкость подкрутил, но сейчас Димке показалось, что строчки написаны на листке не рукой, а будто напечатаны на машинке. Ну, и что из этого следует? Пожалуй, одно только — никакое это не письмо. А что же тогда?..