Владимир Добряков - Строчка до Луны и обратно

— Тише, ребята, — подняла руку Наташа. — Немного осталось. «Мое мнение о проблеме Гарика…»

Услышав эти слова, Вовка радостно заерзал на месте. Это он вчера вечером размышлял в анкете о «проблеме Гарика».

«Предлагаю поставить сатирическую комедию. Давайте окружим Гарика таким вниманием, пылинки будем сдувать с него, хвалить, восторгаться, и тогда он сам увидит, как смешон в роли всеобщего благодетеля. А Гарик поймет. На контрольной он быстрее всех решил задачку. Не глупый. А когда поймет, то станет лучше. Главное, что сам до этого дойдет». Тоже интересное предложение, — заметила Наташа.

«То-то, — с гордостью подумал Вовка. — Моя анкета самая оригинальная… Ладно, послушаем, что дальше».

«У меня сестра Катька. Пять лет. Всем на шею села и ноги свесила. Скажет Катька стих: «Идет бычок, качается, вздыхает на ходу» — мама ей конфету. Станцует Катька — бабушка шелковую ленту несет. Отгадает Катька загадку: два кольца, два конца, посредине гвоздик — дед в ее копилку двадцать копеек опускает. Катька и села на шею. Вот и мы зацеловали своего Гарика, на руках носим. Какие же мы друзья! Нас всех по углам развести надо и поставить носом к стенке и три дня есть не давать!»

Даже Алла Ивановна засмеялась на последней парте. Отсмеялись все, и Наташа новый лист достала. «В душе я Гарика не уважаю. Но вида не подаю. Не перехожу грань приличия. Скажете: лицемерие? Говорите на здоровье! А я думаю, что это самая правильная и нормальная позиция современного человека».

Тут Алла Ивановна беспокойно задвигалась на парте, но стоявшая за учительским столом Наташа уже держала в руке новую анкету. «Наше поведение я лично расцениваю как беспринципное. У нас во дворе недавно осудили на десять лет одного бандюгу — хотел ограбить сберкассу. А наш сосед рассказывает, что хорошо помнит этого преступника, когда тот еще маленьким мальчиком был. Он был очень хороший мальчик, кудрявый и веселый, и все его любили и баловали. Однажды он утащил у своего приятеля свисток, потом ножик складной. А в школе шапку украл. С этого началось. Теперь — в тюрьме. А мой отец говорит, что ржавчина с малой трещинки начинается. А что мы с Гариком делаем? Только расширяем эту трещину. Мы подлизы и лицемеры. И если у Гарика вины на копейку, то у нас, как говорит мой отец, — на целый рубль!»

— Ого, — выразительно проговорила Наташа. — Серьезное заявление… Ух, язык устал. Последняя осталась. — Она вынула листок, посмотрела и рассеялась: — Тут рисунок. Карикатура.

— Знаем, Валеркина работа! — сказал Мишка.

Сначала с первых парт потянулись, за ними — другие. Через минуту у стола сгрудились почти все пионеры. Валерка Крутов нарисовал Гарика, увешанного марками, жвачками, а вокруг стоят на коленях ребята и тянут к нему руки. Смешно нарисовал Валерка. Председатель совета отряда кое-как усадила ребят на места и обратилась к учительнице:

— Алла Ивановна, вы будете говорить?

— Зачем, — качнула та головой. — По-моему, достаточно сказано. Пожелаю только, чтобы вы не забыли этот разговор.

— Тогда собрание закрываем, — сказала Наташа. — Поздно уже.

Гарик первым вышел из дверей класса. В раздевалке он быстро накинул на себя пальто, и когда Мишка Анохин сказал ему: «Обожди, провожу тебя», Гарик, низко наклонив голову, лишь отмахнулся и поспешил к выходу.

За школой Мишка все же попытался догнать его.

— Ну чего несешься! — крикнул он. — Обожди, слышишь? И носа не вешай. Подумаешь, наговорили!..

Но Гарик, не обернувшись, прибавил ходу, побежал по заснеженной улице, синевато мерцавшей в прерывистом свете фонарей.

Мишка остановился, вздохнул, задумчиво взялся рукой за длинное ухо шапки. И тут увидел свою тень. Она косо перечеркнула тротуар, а выше, на сугробе, вдруг уродливо, горбато ломалась.

Мишка с ожесточением дернул ухо шапки, словно собирался оторвать его, и со всего маху всадил ботинок в сугроб. «А сам-то! — зло подумал о себе. — Сам-то лучше?..»

Мишка вытащил ногу и, не отряхнув снег, повернул обратно, к дому.

Димка простудился двадцатого марта. Это он точно знал. И где простудился — тоже знал. Впрочем, и его родителям было известно, что сын попал под дождь, промочил ноги, после чего отлежал шесть дней с сильным гриппом. Два раза вызывали врача. Боялись, как бы не было осложнений.

Это все было известно. Однако никто не знал и подозревать не мог — по какой именно причине Димка попал под дождь, так зверски промочил ноги и сам весь промок. Никогда и никому не признался бы в этом Димка.