Адам Шогенцуков - Солнце перед ненастьем

Наконец порядок был наведен — аккуратными стопками легли учебники и тетради, дед вынес мусор.

— Гляди-ка, у тебя есть «Нарты»! — воскликнул Хасан. — Обе книги — и русская, и кабардинская. Вот красота!

Мальчик раскрыл книгу. Но что это? Страницы плотно слиплись, переплет не отгибается. Видно, в нее так ни разу и не заглянули.

— Ты что, еще не читал «Нарты»? — с удивлением спросил Хасан.

Горько стало на душе у деда. Он начал перебирать книгу за книгой, с хрустом раскрывал — да, и эта, и эта не читана. Пересмотрел целую стопку книг — все они лежали запыленные, никому не нужные.

Может быть, Мазан промолчал бы — не стал при госте делать замечания внуку, — но тут он увидел этажерку Залима: книги на ней стояли вкривь и вкось, некоторые вывалились и теперь лежали тут же, на полу, растрепанные и жалкие.

— Залим! — тихо, но решительно позвал дед. — Сейчас же наведи порядок на этажерке.

Залим нехотя отошел от окна, собрал книги, распихал их кое-как на полки, а те, что не входили, кулаками стал вгонять в общий ряд.

— Что ты делаешь, сын мой! — в отчаянии зашептал старик. — Ведь это книги, а по дрова!

Отстранив внука, он сам принялся расставлять книги.

А Хасан уткнулся в «Нарты» — рассматривал великолепные рисунки и один за другим читал куски из сказаний на кабардинском языке.

— Молодец, сын мой! — похвалил его Мазан. — А можешь сказать, из какой песни то, что ты сейчас прочел?

— Это из песни о Бадыно́ко, — не задумываясь, ответил Хасан.

— Правильно! А ты, оказывается, неплохо знаешь наши «Нарты».

— Мой дедушка хорошо их знает. Я много записал с его слов и выучил на память: из сказаний о Тле́пше, о Сосру́ко, о Дахана́го.

— А ну-ка, прочти нам что-нибудь о Даханаго.

Хасан не заставил себя просить.

— Ну, молодец, молодец! — восторгался Мазан. — Спасибо, сын мой, порадовал ты меня, старика. Давно уже не слышал я наших древних песен.

А Залим со злобой поглядывал на Хасана. И охота дедушке носиться с этим противным торгашом! А тот так и вцепился в чужие книги. Лезет, куда его не просят. Подумаешь, сказания на память читает! Зубрил, верно, дни и ночи, а теперь хвалится.

— А это тоже Залима? — спросил Хасан, разглядывая протянувшиеся вдоль стены полки, тесно уставленные книгами.

— Я мечтаю о том дне, когда подарю все это моему внуку, — ответил старик. — Конечно, если он будет хорошо учиться и любить книги…

— Вот счастливый! — воскликнул Хасан.

Залим стоял насупившись, зло поджав губы. Как ни старался Мазан, ему не удалось сломить упорство внука и заставить его быть приветливым с гостем.

Хасан никак не мог понять, почему Залим на него сердится. Очень хотелось уйти домой, да неловко было перед дедушкой Мазаном.

— Мне пора, — сказал наконец Хасан.

— Что ты, сын мой, зачем же спешить? — всполошился Мазан. — Разве тетя Хагурина не знает, что ты у нас?

— Знает. Но уже поздно…

— Сейчас только семь. Через полчаса начнется передача по телевизору. Ты любишь глядеть телевизор?

— Не знаю… У нас нет телевизора.

— Так оставайся. Наш телевизор новый, с большим экраном. Называется «Рубин»… Ну-ка, Залим, включай!

Залим нехотя побрел к телевизору, небрежно повернул ручку. Потом вошел во вкус, стал с удовольствием крутить рукоятки настройки, презрительно поглядывая на Хасана и всем своим видом как бы говоря: «Вот с какими сложными приборами я управляюсь. Ты и понятия не имеешь, что тут надо делать».

А Хасан смотрел на телевизор без особого интереса: сердце его осталось в комнате Залима, у полок с книгами.

— Это дорогой подарок, мальчик, — говорил между тем Мазан. — Его поднесли моему сыну, отцу Залима, за большую победу. Иди-ка сюда. Читай, что тут написано.

Хасан подошел к большому полированному ящику. На привинченной к нему медной пластинке было выгравировано: «Мастеру высоких урожаев кукурузы, передовому механизатору Кабардино-Балкарии Хадису Мазановичу Машукову — победителю в социалистическом соревновании кукурузоводов 19… года».

— Да это же он! — воскликнул вдруг Хасан. — Он! Я его знаю! Еще с прошлого года, по ремонтным мастерским… А весной я сбежал от тети Хагурины и выехал с ним на пахоту. Два дня прожил у трактористов, дядя Хадис меня и на трактор сажал.

Услышав последние слова, Залим потемнел от гнева.

— Ври, да не завирайся! — грубо оборвал он Хасана. — Чтобы мой отец посадил тебя на трактор?!