Марк Гроссман - Тайна Великих Братьев

— Пустите, будьте добры, Великий Брат.

Митрич берёт птицу в обе ладони и легонько подбрасывает её в воздух. Голубь резко поднимается вверх и сразу исчезает из глаз.

— Даже круга не сделал, домой ушёл! Видали?

— Видал, видал! — усмехается старик.

— Как бы не позапутались Братья, — хмурит брови Сашок. — Не прослушать бы нам, если из-за той вон горушки кричать будут.

— Из-за горушки? Мы и не услышим, пожалуй. Всякие высотки, холмы, горы мешают звуку, как реке запруды. Да и воздух сейчас сухой. Хуже в нём, чем в сыром, звук слышен. А ещё к тому же и листвы на деревьях много. Листва или снег, скажем, тоже преграда звуку.

Митрич ложится на спину, кладёт руки под голову и подслеповатыми глазами смотрит в голубую, без единого облачка, бездну.

— Ну, ладно, — улыбается он, — побегай маленько по лесу, а я подремлю чуток. Там и Великие Братья подоспеют.

Забравшись в чащу, Сашок начинает ходить по тропинке, стараясь не задевать за кусты, не ломать сухие веточки, сдавить ногу, как учил Митрич.

Увлекшись, Сашок оказывается возле соседней полянки. Он раздвигает кусты и неожиданно замирает, широко открыв глаза.

На траве, раскинув руки, лежит Колька Мортасов и лениво говорит Геньке, сидящему на пеньке:

— Выть тебе волком за свою овечью простоту, Муртасов. У людей дураки — любо каки́, а наши дураки — вона каки́! Пиши: «Маша, кушай кашу». Напишешь — разбуди.

Колька начинает громко храпеть и даже ворочается на траве от этого деланного богатырского храпа.

Геньке страсть как неохота учиться, он с трудом рисует на бумажке буквы, от напряжения даже высовывает язык, но не выдерживает и толкает Кольку в бок:

— Кольк! А Кольк! Ну тебя к чёрту! Вот тебе хомут и дуга, а я тебе не слуга.

— Дурням тоже грамота нужна, — рассудительно говорит Колька, не открывая глаз. — Сбежим — названия на станциях я тебе читать буду, что ли?

— Ох, житьё! — сокрушается Генька. — И в воскресенье отдохнуть человеку не дадут.

— На том свете выспишься! — сурово говорит Колька. — Все придурки там отдыхают.

— Ты, видать, слова по копейке покупаешь! — не выдерживает Генька, и на рябом его лице высыпают красные пятна.

Мортасов легко поднимается на ноги и, подойдя вплотную к Геньке, лениво говорит:

— Хоть ты и свинья, а всё ж таки человек, Муртасов! Пиши «кашу»!

Генька молчит и без движения сидит на пеньке.

— Иль ты уши отсидел? — мрачно интересуется Колька. И сжимает кулаки.

Сашок пятится в кусты и во весь дух мчится к полянке, на которой отдыхает Митрич.

Старик уже не один. Вокруг него сидят Лёшка, Иван Косой и Мишка, а Митрич стоит в середине и весело говорит:

— Больше удивляйтесь в жизни, ребята! Больше! Сколько кругом работы для ума. А какая это чудесная загадка — сам человек! Вы подумали о том? Сколько у него, у человека, сердце за сутки ударов делает? Сто тысяч! А за год? Сорок миллионов! Сколько же это за всю жизнь получится! А другое возьмите — в сутки сердце перекачивает десять тонн крови! Вот какую уйму!

Митрич радостно оглядывает ребят, онемевших от удивления, и, помахивая трубкой в такт словам, спрашивает:

— А кто мне скажет, Великие Братья, сколько метров в секунду пробегает звук по воздуху? А сколько — в воде? Не знаете? Ну, давайте я сам вам об этом расскажу, моё дорогое Великое Племя!

Негладко шёл Главный Совет! Сначала судили-рядили, как лучше починить крышу в Гнезде Горного Дракона. Простое дело, а чуть ошибку не сделали.

Притащил Мишка доски из своего сарая: — Вот вам на ремонт, пожалуйста, не жалко!

А Митрич нахмурился: — Не надо. Не для нас готовили. А ещё — починить досками каждый может. Интереса нету. Куда лучше найти ветки в лесу иль камыш в заболотье. Ими и покрыть.

На том сошлись.

Потом решали о Геньке и Кольке.

Сашок рассказал, что́ на полянке видел. И все спорить стали. Мишка очень обрадовался:

— Вот хорошо-прекрасно! Не возиться нам теперь с Генькой! Пусть его Колька натаскивает.

Сашок согласился с Мишкой. Только добавил, что за Гнилой Грушей понаблюдать надо, а то лодырь Генька ужасный, бросит учёбу.

Митрич возразил:

— Я так думаю, Великие Братья: плохое решение. Мало вам ещё лет и трудно знать, как в жизни иной раз случается. Упустим мы Мортасова и Геньку, и приберёт их к своим рукам чужой человек. Правильно ли будет?

— Ну их к чомору! — обозлился Мишка. — Пусть живут, как знают.

Ванька Косой тоже рукой махнул, сказал. Митричу: