Марк Гроссман - Тайна Великих Братьев

А дедушка крутится вокруг внучка и тоже выговаривает:

— Свинка ходит по бору́, щиплет лебеду траву; она рвёт — не берёт, под берёзку кладёт.

Отец подошёл к Сашку, усмехнулся:

— Живу — не тужу, никому не служу!

Потом махнул рукой, ногой притопнул:

— А ну, сынок! Пляши, не виляй, сам на ужин добывай! Не добудешь — битый будешь, а добудешь — сытый будешь!

Раздул отец усы грозно, подхватил сына на руки:

— Вот так и расти, Сашок! Кто больше всех спит, тот меньше всех живёт.

Мать тем временем бросилась к печи, заглянула в чугун.

— Батюшки! Да тут крупинка за крупинкой гоняется с дубинкой!

Братья и сестры за родительскими спинами переглядываются, посмеиваются, поглядывают на обескураженного дедушку.

Отец посмотрел на деда и сына, сказал беззаботно:

— Ладно, мать! Хлеб — на стол, и стол — престол. А хлеба ни куска, так и стол — доска. Хлеб-то у нас есть пока!

Горит костёр, течёт беседа о разной разности, о всяких тайнах земли и неба, о всём, что вокруг и из чего складывается жизнь.

— Я так думаю, — говорит Ванька, — родиться человеком — это очень здорово, просто это нам счастье вышло. Ведь мог же я родиться вороной, Митрич, а?

Митрич слабо улыбается, покуривая трубочку.

— Мог.

В глазах у Великих Братьев и на стенах крепости отражаются блики костра, и от этого глаза кажутся таинственными и бездонными, а нехитрое убранство Гнезда Горного Драко́на выглядит грозно и приятно.

Митрич берёт с полки книжку о немыслимо храбром революционере Камо, достаёт ещё книгу о Дубровском, о Робинзоне Крузо и неожиданно спрашивает:

— Есть книжки скучные, а есть такие: пока не прочтёшь — не бросишь. Почему это?

Братья переглядываются и молчат.

— Мне так кажется, — думает вслух Митрич, — каждый настоящий писатель — всё равно, как великий путешественник. Всегда он новые дороги ищет, замечает то, что другой не видит, или видит больше, чем другой. Сам не знаешь — другим ничего не скажешь… А ещё умеет дельный писатель найти редкое да меткое слово и поставить его, куда следует…

— Вот бы вам стать писателем, Митрич, — говорит Сашок и оглядывается на товарищей.

— Ты думаешь, Смолин? — серьёзно спрашивает старик и неожиданно улыбается. — А что ж, попытаться разве?

Митрич смотрит в костёр, молча жуёт трубочку и, вздохнув, говорит:

— Был бы у меня талант, ребята, — написал бы я одну книжку… Интересную книжку… Только вот таланта нет, да и сил мало… Не справиться мне одному…

Сашок глядит на товарищей и, волнуясь, спрашивает:

— А если я помогу, Митрич? Получится?

Старик не торопится с ответом. Он дымит трубочкой, неподвижно смотрит на багровые клинья огня и вздыхает:

— Нет, Сашок, не получится… Не одолеем мы вдвоём…

Лёшка беспокойно ёрзает на своём месте, подталкивает локтями Ваньку Косого и Мишку. Все трое спрашивают:

— А если мы, Митрич, поможем? Выйдет?

Старик не может скрыть улыбки:

— Если все поможете, тогда, пожалуй, что-нибудь выйдет…

Ребята плотнее подсаживаются к старику, смотрят ему в глаза:

— А какая ж книжка, Митрич?

— А вот какая… Приехал, скажем, человек из города и пришёл он в лес — отдохнуть иль побродить маленько. Хлебнул воздуха смоляного, свежих запахов земли нашей: хорошо! Пошёл по лесу: вот сосны стоят, а вон берёзки на ветерке листьями покачивают. Шишки под ногами лежат, травка к солнышку тянется, песни и звуки какие-то слышны.

И кажется этому человеку: всё он в лесу уже знает, и всё видит, и всё понимает как есть.

А рысь у него над головой — и он не знает этого.

Почему же так? Потому, что смотреть — одно, а видеть — другое, ребята. Совсем этот человек ещё слепой и глухой. Не знает он языка следов. Простой и ясный это язык, только понимает его совсем мало людей…

Митрич выколачивает трубочку, прячет её в карман.

— Много всяких зверей и птиц есть на земле, и все они оставляют на ней свои следы, свои пометки.

Не только тот след, который ногами зверь или птица оставили. И нора суслика, и лёжка зайца, и гнездо орла — тоже след, тоже помета.

Но и этого мало. Иду я, скажем, лесом и замечаю: кто-то кору с дерева содрал, а вот кто-то ветку сломал, траву помял, норку у полёвки порушил. Это — тоже следы: медведя или волка, а может, зайца или белки. Но и это ещё не всё.

Где-то в самой гущине леса наткнулись мы на полусъеденную овечку, увидели перья курицы, кости зайца. Понятное дело: охотились здесь — жировали волк, или лисица, или орёл. Это — следы хищников.