Юлия Радченко - Под заветной печатью...

Опасное см. — «смотри» — это предложение шефу жандармов ознакомиться с богопротивным сочинением. Однако Пушкин пока что помилован; может быть, там, наверху, уже прочитали поэму и, скорее всего, пока не обратили внимания — дело прошлое…

И все-таки не минуло и двух лет, как раздается взрыв.

В 1828 году дворовый человек штабс-капитана Митькова обратился с жалобой на своего хозяина, что тот читает своим людям богомерзкое произведение, издевающееся над православием: «развращает их в понятиях православной, ими исповедуемой, христианской веры, прочитывая им из книги его рукописи некое развратное сочинение, под заглавием „Гавриилиады“…»

Жалоба вручена митрополиту Серафиму. Тому самому, кто 14 декабря без успеха уговаривал восставших разойтись. Тогда святой отец боялся, ему предлагали идти только «с богом», теперь же иное дело… Теперь он — власть, и с ним не только бог, но и жандармы.

Итак, Серафим пишет статс-секретарю Муравьеву: «Я долгом своим почел прочить сию поэму, но не мог ее всю кончить. Ибо она наполнена ужасного нечестия и богохульства… Поистине, сам сатана диктовал Пушкину поэму сию! И сия-то мерзостнейшая поэма переходит из рук в руки молодых, благородных юношей».

Делу дан ход. Наказание поэту грозит весьма серьезное. Тем более что только что, летом 1827 года, разыгралось дело о его стихах «Андрей Шенье».

Пушкин еще не забыл месяцы, «высиженные глаз на глаз со старой няней, в Михайловском».

Николай I в это время находится в армии (идет война с Турцией), и всеми государственными делами занимается Верховная комиссия, созданная на время отсутствия государя в столице. Туда и вызывают Пушкина. Он должен ответить на следующие вопросы:

1) Им ли написана поэма?

2) В каком году?

3) Есть ли у него экземпляр?

Поэт решительно отказывается от авторства.

— Да, со стихами знаком, видел еще в Лицее, в году 15-м или 16-м, рукопись ходила среди офицеров гусарского полка, с которыми я был близок. Я их читал, даже, кажется, переписал, вот только не помню, у кого достал и куда дел переписанное. Вероятно, сжег в 1820 году.

Потребовали письменного объяснения.

«… ни в одном из моих сочинений, даже в тех, в коих я особенно раскаиваюсь, нет следов безверия или кощунства над религией, — пишет Пушкин. — Тем прискорбнее для меня мнение, приписывающее мне произведение, столь жалкое и постыдное».

Одновременно Пушкин отправляет письмо Вяземскому, уверенный, что его переписку внимательно читают полицейские чиновники:

«Мне навязалась на шею преглупая шутка. До правительства дошла наконец „Гавриилиада“, приписывают мне; донесли на меня, и я, вероятно, отвечу за чужие проказы, если кн. Дм. Горчаков не явится с того света отстаивать права на свою собственность».

Наверное, Пушкин выбрал не самого удачного автора блистательным стихам, ибо Дмитрий Горчаков писал весьма посредственные вирши; но зато он обладал неоспоримым достоинством: он умер и, следовательно, недосягаем для царского суда.

Тем не менее поэта снова вызывают на допрос. На сей раз председатель комиссии граф Петр Толстой обращается к нему от имени Николая I.

«Зная лично Пушкина, я его слову верю», — передает Толстой слова царя.

Николаю нельзя отказать ни в уме, ни в проницательности: он понимает, как следует разговаривать с Пушкиным, так высоко ценившим свою честь и доброе имя.

Поэт просит разрешения лично писать государю. Получив согласие, он тут же, в присутствии Толстого, пишет короткое письмо и передает его для пересылки в действующую армию. Это происходит 2 октября. Вскоре в Верховную комиссию поступает высочайшая резолюция: «Мне это дело подробно известно и совершенно кончено. 31 декабря 1828 г.».

Стало быть, объяснение Пушкина настолько удовлетворило Николая, что он «закрыл» дело.

Но что же было в том письме? Увы, ни письма Пушкина, ни ответа царя обнаружить не удавалось. Только одна строчка рукою поэта доказывала, что обмен письмами был. Правда, ходили слухи, будто в своем послании поэт признавался в авторстве. Однако мало кто верил в достоверность такого предположения.

Сам поэт и его друзья постарались максимально замаскировать автора — вот каким образом возникло подозрение, будто поэма и в самом деле не им написана.

Вот где начало тех жестоких споров 1903 года (и более поздних), о которых шла речь. Тогда, в начале нашего века, между прочим, выяснилось, что большинство участников обсуждения, в том числе видные литературные деятели, не имеют достаточно полного, точного текста «Гавриилиады».