— Напустую! — удивился Володя и с гордостью подумал: «Видели бы теперь ребята, как старые охотники на мою дичь заглядываются».
Подбросил в костер дров. В котелке зашумела вода…
От костра поплыл приятный запах утятины и лаврушки.
Мужчина снова украдкой взглянул из-под широких черных бровей на утку, шумно, глубоко вздохнул и резко повернулся к Володе.
— Мальчик, продай утку, — сказал он, тяжело глядя ему в глаза.
— Продать? — удивленно переспросил Володя. Он с гордостью посмотрел на свою птицу. В лучах солнца крылья утки вспыхнули, засверкали радужным светом. — Да это, дяденька, у меня первая утка.
— Первая? Вот и хорошо. На вечерней заре еще убьешь.
— Нет, дяденька, не могу.
Мужчина придвинулся вплотную к костру. Пламя жадно хватало его озябшие руки. От сапог, коленей и пиджака светлым облачком подымался пар. Он достал папиросу и прикурил от дымящейся головешки. Долго, сосредоточенно о чем-то думал, и на лице его появлялись то светлые, то грустные тени. Тяжелые морщины на высоком лбу казались черными, серебром вспыхивали виски.
Володя отодвинул от костра кипящий котелок и стал заостренной палочкой пробовать утку: сварилась или нет.
— Попросите у кого-нибудь еще. Может, продадут. Тут полно охотников, — не переставая думать о просьбе незадачливого охотника, сказал он наконец.
— Охотников много, да все стреляли не лучше меня. А у тебя, видишь, одна в котелке, а другая…
— В котелке дяди Петина. Он сейчас придет. Хотите с нами завтракать, оставайтесь…
Мужчина смотрел поверх костра, хмурился, тер ладонью лоб, словно хотел отогнать грустные мысли.
— А зачем вам утка так уж понадобилась? — нерешительно спросил Володя.
Мужчина тяжело вздохнул.
— Да из-за этой утки я двести верст проехал, пешком сколько шел. А нога-то у меня не своя, казенная.
— «Казенная»… — повторил Володя, не сразу поняв смысл этого слова, и посмотрел на его ноги, обутые в длинные резиновые сапоги.
А мужчина продолжал неторопливо:
— На Курской дуге в сорок третьем немецкий пулемет уполовинил мою ногу. Уж много лет прошло, думал, отрастет, — легкая улыбка осветила его лицо, — но, видно, теперь ждать нечего. — И он снова как-то снисходительно, добродушно улыбнулся. Теперь Володя смотрел на него со страхом и любопытством. — Сам-то я, пожалуй, и не поехал бы в такую даль, да дочь попросила. «Привези, — говорит, — папа, к моему дню рождения лесную дичь. Все папы возят, а ты уж не можешь!» День рождения у нее. Десять лет исполняется.
Володя взглянул на утку. Теперь уж птица выглядела менее красивой: то ли солнце, спрятавшись в тучу, перестало ее золотить, то ли ветер взъерошил ей перья, и она стала похожей на клок овчины, и глаза, как бараньи, — стеклянные, пустые. Противоречивые мысли распирали голову. «Отдать? Явиться домой ни с чем… Ребята, особенно Колька, засмеют. Убил утку и кому-то отдал. Да разве кто поверит? Нет, не отдам!»
Мужчина бросил в костер окурок, и Володя увидел, что у него на правой руке нет двух пальцев — мизинца и безымянного.
— Дочь-то у меня не родная, из детского дома еще маленькой взял, а уж до чего девочка хорошая. Ласковая, чуткая… учится хорошо, на одни пятерки…
— А вы подождите до вечера. Вечером утки с полей на болото пойдут, может, удача будет.
— Уж если очень жалко, то не надо, не продавай. Скажу ей: «Не повезло, плохой я охотник».
И Володе представилась маленькая черноглазая девчонка с длинными косичками, ну такая же, как Валя Аношина, его соседка, только, может, чуть поменьше… Выбегает со двора, смотрит на троллейбусную остановку, ждет… И уже подруги все знают, что ее отец на охоту отправился и утку ей настоящую, с серыми крылышками, привезет…
Мужчина отодвинулся от костра, припал на правую ногу, вскинул ружье на плечо, подтянул ремень.
— Подождите… Сейчас дядя придет, суп есть будем…
— Спасибо. Двигать надо. — И он, прихрамывая и покачиваясь, пошагал вдоль болота к зарослям осинника.
«Десять лет… Отличница. День рождения…» — терзался Володя, шуруя в костре.
— Стойте! — крикнул он. Дядя, стоите.
И, схватив дичь, Володя опрометью бросился за мужчиной.
Колька не мог понять, что интересного нашел Володя в лесу ранней весной: ни травы зеленой, ни цветов душистых, ни соловьиного пения. Скучища! Он видел, как Володя каждый вечер уходил с ружьем в лес, а когда становилось совсем темно, возвращался обратно. И никогда не было у него никаких трофеев. Зачем только ружье носит?
Читать дальше