Алексей Осипов - По волчьему следу

— Ах ты разбойник! — заворчал Колька и цепкими пальцами схватил сзади ястреба. — Упрямишься?!

Силой мальчишки разжали ему клюв-клещи, запрокинули голову и влили в рот молока.

— Неправда, заставим жить! — сказал Володя.

Отпустили птицу — молоко назад полилось, только грудь намочило. Видимо, чтобы молоко не попало в желудок, он горло языком перегородил. Выпустили ребята ястреба на свежий воздух, солнцем и небом полюбоваться, о былой жизни вспомнить, аппетит возбудить. С неохотой покинул ястреб темный угол, почти силой заставили его в сени выйти, где мать кур зерном кормила.

На сей раз куры не закричали, не разлетелись, а посмотрев мельком на ястреба, «переговорили» о чем-то между собой и продолжали спокойно клевать.

Как-то боком протиснулся меж курами ястреб, даже одну молодку грудью по нечаянности толкнул, а та и внимания не обратила, головы не подняла, так торопилась клевать зерно. На этот раз ястреб, наверное, осознал свое положение, но сдаваться ему не хотелось… Он изогнул голову и протяжно и звонко запищал. Куры вмиг встрепенулись, застыли в ожидании беды, но скоро поняли, что враг их стал немощным. Петух, который только вчера взлетел со страху на самую высокую перекладину, сегодня с форсом прошел мимо ястреба и даже крылом зацепил обвисший, распушенный хвост хищника.

Вышел ястреб на крыльцо, мельком, небрежно взглянул на пасмурное небо — и отвернулся, закрыл глаза. Он уж давно понял, что не подняться ему в облака, а смотреть из земного плена в голубые просторы обидно для гордого сердца.

— Иди погуляй, — сказал Колька и тихонько толкнул его в спину ногой, но ястреб не в палисадник попрыгал, а вернулся в свой темный угол за печкой.

Колька сокрушенно покачал головой.

— С голоду умрет… Как же его есть заставить?

— Как? Давай мышь ему к шее привяжем. Будет она его тянуть то в одну, то в другую сторону, выведет из терпения, он рассердится и расправится с нею. Главное, чтоб начал, кусочек проглотил, а потом все пойдет.

Поставили в уголок свежей воды и рыбы, один конец суровой нитки привязали к ноге мыши, а другой — к шее ястреба. Рванулась мышь, потащила за собой птицу в угол. Володя задернул штору, пусть, мол, в потемках, без нашего наблюдения действует.

Через некоторое время осветили ребята электрическим фонарем темный угол и поразились: гневом горят ястребиные глаза, голова гордо поднята, а в когтях задушенная мышь зажата. Не мог такого оскорбления ястреб перенести, чтобы его, властелина неба, какой-то мышонок беспокоил. Наступил на него, вонзил железные когти в спину, но клюв и пачкать не стал.

И ни к рыбе, ни к воде так и не прикоснулся. Прошел еще день, а ястреб по-прежнему вел себя гордо, непреклонно. Стал значительно легче, перья порыжели, загрязнились, растопырились, глаза задернуты желтой пленкой. На прогулку уже сам не выходил, Володя выносил его на улицу. Куры совершенно обнаглели. В присутствии хищника весело клевали зерно, пили из корыта воду, говорили между собой все, что только вздумается. А когда увидали, как ястреб однажды шатался от легкого ветра и упал, налетели на него, окружили и в голову клевать стали. Но он вскочил, курлыкнул, и куры разлетелись.

— Давай для аппетита лекарство дадим, — предложил Колька и достал из кармана пузырек валерьянки. — Успокаивает и крепости придает.

Разжали клюв и силой влили лекарство. Хотя и противился ястреб, но силы уже стали не те — пропустил несколько капель.

После этого он как-то подтянулся, спружинился, бодро прошагал по комнате, вышел в сени, энергично долбанул клювом сырой кусочек баранины. Ребята застыли от радости. Наконец-то сдался ястреб, давно бы так. Ждут, когда он проглотит мясо, но ястреб подержал кусочек во рту и, тряхнув головой, далеко от себя его отбросил.

И больше ни к чему ни разу не прикоснулся.

На восьмые сутки Володя решил выпустить ястреба на волю, все равно не станет жить в неволе. Заглянул в чуланчик. Опустив голову на грудь, ястреб сидел под кроватью, за корзинкой. Володя легонько тронул его, ястреб повалился на бок, откинув назад лохматую, все еще красивую голову.

«Гордая птица! — подумал Володя, поднимая легкое, словно высушенное тело. — Виновато почесался. — Почему я его не выпустил раньше!..»

В летние каникулы подружился Володя с дядей Васей. До зари просиживал с ним у лениво горящего костра. Кто бы мог подумать, что у такого невзрачного на вид, простого колхозного конюха столько всего было в жизни, что за одну ночь и не расскажешь.