Алексей Осипов - По волчьему следу

Ружье само припало к плечу, левый глаз сам закрылся, и вот уж тяжелая, лобастая голова волка прыгает на мушке. Раздался глухой, маломощный выстрел, скорее не выстрел — щелчок пастушьего кнута.

Волк рявкнул сердито, взвизгнул и такими пошел прыжками, что вслед за ним огромными белыми гривами завихрилась снежная пыль. Словно из собственной шкуры хотел выскочить.

Долго Володя бежал по следу, спотыкался, падал, а когда на снегу увидел пятно с калиновую ягоду, обрадовался, зачерпнул рукавицей снег и стал рассматривать застывшую каплю звериной крови. Сразу и усталость прошла, и голод перестал сосать. Спустился в овраг. На дне заснеженного оврага — дорожка из кровавых капель. Есть побольше, есть поменьше, но по ним иди смело, не собьешься.

Жаль, что Кольки нет рядом. Вдвоем веселее было бы! И почему он не пошел? Правда заболел? Или струсил? Или по лени с постели подниматься не захотелось? Но как бы там ни было, все же это не по-дружески.

Перед самым носом пробежал зайчишка. Неторопливо, сонно и как бы размышляя, дальше бежать или здесь закапываться в снег.

«Лежал бы ты, лежал. Сам себя выдал, глупенький», — подумал Володя. Но зайцу он обрадовался, как родному. Теплее стало на душе. Не один ведь в этом глухом, мрачном овраге, где спят кусты, облепленные снегом, где над кручами, как скалы, нависли сугробы, и, едва различимые в тумане, стоят серые, скорбные дубы, не сбросившие желтой листвы. Солнце там, в небе, верно, уже высоко, но его почти не видно. Как в бане: электрические лампочки где-то горят, окутанные паром, а люди спотыкаются.

А что, если волк притаился где, поджидает незадачливого охотника, чтобы и с ним, как и с овцами, расправиться? «Уж не вернуться ли домой, пока не поздно, пока недалеко ушел? Ребята теперь в школе, мать беспокоится, завтра классный руководитель ругать будет за прогул», — думает Володя, а внутренний голос шепчет: «Уж скажи правду, струсил. Пальнул в волка с печки, и ладно, а чтобы до конца добить — смелости не хватает. Волк отлежится, залижет рану и снова по деревням пойдет… А весной, глядишь, семейство свое пополнит, и уж не на пару, а целым табуном бродить будут».

Вот только бы из оврага выбраться да определить, где находишься. Вначале по следу шел на восток, а теперь красноватым апельсином солнце слева повисло.

У опушки заметил по вмятинам на снегу: волк не раз прыгал на кручу и сваливался, все больше и больше оставляя крови.

По полю он шел крупным шагом, останавливался, садился, зализывал рану, и там, где сидел, снег оттаивал и леденел, а кровь вмерзала, растекаясь по льдинкам. Впереди высоким забором лес вырос. Темный, молчаливый, мохнатым инеем окутанный. А волчий след как на зло в глубь леса тянется, между деревьев петляет, под самые низкие сучья ныряет — человеку протиснуться невозможно.

Остановился Володя, прислушался. Тишина… Кажется, слышно, как сосны вздыхают, шишки лопаются. Никогда не видел этого леса, может, и был здесь, но не помнит. Куда попал: на север или на восток — определить не может. Да что определять! Назад все равно не дойдешь — сил не хватит, а по следам идти — неизвестно, куда они приведут. Ясное дело, не в деревню, а в дебри непроходимые, где волчьи сородичи живут.

«Ну, еще пятьдесят шагов пройду — и назад. Полем скорее на деревушку нападешь», — думает Володя, отсчитывая шаги: — Десять… двадцать…» Волк здесь все чаще и чаще ложился, и большие кровяные пятна горят на снегу.

Пройдено пятьдесят шагов, а след дальше в глухомань тянется. Володя повернул назад, ружье за плечи повесил, оглянулся еще раз: уж очень жаль труда своего. И увидел: за деревом волчьи уши шевелятся…

Жаром все тело захлестнуло. И страшно, и радостно стало: всю дорогу готовился к этой встрече, а как увидел, руки задрожали, словно не он волка, а волк его преследовал. Вскинул ружье, а хитрый волк, уже давно наблюдавший за ним, метнулся в сторону, за толстые сосны. И выстрел грохнул напрасно.

Володя побежал, все же надеясь увидеть зверя поверженным.

Но дальше, глубже уходит волк в лесную чащобу, заманивая охотника, чтобы тот совсем заблудился и замерз.

«Довольно! — думает Володя, — назад!» Горячим лбом к сосне прислонился, языком с коры снег слизывает, пот с лица рукой смахивает. Ровный гул бежит по стволу огромного дерева и замирает в корнях. И такая усталость навалилась, что не заметил, как на корягу опустился, и глаза в тяжелой дремоте закрылись.

Очнулся от ледяной дрожи в теле, зубы дробно стучат. На макушке деревьев будто кто темно-синее одеяло, усеянное золотыми пуговицами, накинул.