На улице ни следочка. Пользуясь темнотой, накрутила метель сугробов, замела, завьюжила дороги и тропинки.
К Колькиному дому Володя насилу добрался, два раза снимал валенки и снег вытряхивал. Несмело постучал в окно.
Долго кто-то копался в сенях, гремел запорами и наконец дверь открыли.
— Володя, ты, что ли? — спросила Колькина мать.
— Николай мне нужен. Задачу хотел спросить.
— Ну, заходи, беспокойная душа. Колька на задачки ловкий.
Колька еще спал. Володя забрался к нему на печь, разбудил.
— На ферме волки тринадцать овец заели, слышишь?
Колька не поднял головы, перевернулся на другой бок, натянул на себя тонкое одеяло, пробубнил сквозь сон:
— Какие волки? Отстань, спать хочу.
Мать, видя, что Колька не подымается, закричала:
— Чего лежишь-то, вставай! Видишь, человек по делу пришел. У тебя-то задачка вышла?
— Проснись да послушай, — шептал Володя. — Пойдем, волки недалеко ушли. Ночью снег был, а сейчас туман.
— Идти? Куда идти?
Когда Володя растолковал другу, в чем дело, тот резко ответил:
— Не пойду, грипп начинается, голова болит. И кости ломит, как у деда.
— Брось притворяться, — и мягче, просяще Володя добавил: — Вставай, разомнешься, и ничего, на морозе лучше.
— Не могу, — перебил Колька и с годовой нырнул под одеяло.
Володя спрыгнул с печки, направился к двери.
— Ты чего же, — крикнула мать на Кольку, — подняться не можешь? Вот кочережкой живо подниму.
— Заболел он. Чихает и кашляет, — сказал Володя уходя.
Мать уже топила печь, и жаркое, ласковое пламя плясало на загнетке, дышало теплом; так и хотелось подойти погреть руки, посмотреть, как огоньки играют, а потом на печь забраться, подремать часика два.
— Мама, я сбегаю на ферму, посмотрю овец.
— Иди, да не задерживайся. Завтрак готов!
В сенях на всякий случай Володя взял ружье, подцепил патронташ.
На ферме уже перебывала почти вся деревня. Шли в одиночку и парами, мужчины и женщины. Смотрели на зарезанных волками овец, качали головами, расспрашивали сторожа, как было дело, и расходились по домам, к своей скотине, к печкам.
Дед Игнат, как в десятый раз заведенная пластинка, терпеливо и в одной последовательности рассказывал о случившемся ночью.
— Волков-то сколько было? — спросил Володя.
— Видал двух, а там леший их знает, — ответил дед и снова начал вспоминать, как он в теплушке поил из рожка слабых ягнят, грел воду, топил печь, а когда вышел во двор, услышал страшный гром и грохот в овчарне. Он вбежал с фонарем и с палкой, крикнул изо всей мочи. А волки в окошко, один за другим…
— А куда они побежали?
Дед сурово насупился, с шумом через нос втянул морозного воздуха.
— А ты уж не за ними ли собрался?
— Нет.
— А зачем же балалайку на спину повесил? — Дед показал на ружье.
— Просто так. Может… да мало ли что может случиться, как же без ружья!
— Это верно, проучить бы их, дармоедов, стоило. Да один-то что с ними сделаешь… сам как клоп и ружьишко-то — чистая балалайка. А патроны-то хоть дробью заряжены?
— Неужели солью?! И картечь есть, и даже пули.
— Ишь ты, все как у стоящего. — Дед потрепал Володю по плечу.
Обошел Володя овчарник. На снегу отпечатались крупные, отчетливые следы волчьих лап. К ферме подходили осторожно, след в след, будто по линейке вышагивали, а от фермы торопливо, огромными прыжками, обгоняя друг друга. Володя прошел немного по следу. Следы волков постепенно сошлись в одну цепочку.
Густой туман струится над полями. В пяти метрах ничего не видно, будто дымовую завесу пустили. На солнце словно мешок черный надели: еле-еле брезжит над ровным снегом, в котором волки ногами колодцы нарыли.
Сам того не замечая, Володя ушел далеко. Овчарник скрылся в тумане. Позади никаких голосов. Возвращаться бы, но уж больно интересно, долго ли волки пойдут одной цепочкой, может, разделятся, залягут?
Некоторое время волчьи следы шли по заячьему следу. Уж не захотелось ли волкам зайчишкой побаловаться? Напившись овечьей крови, можно и зайчишку прихватить. Не каждый же день волк сыт бывает, порой ни одного мышонка за неделю не сыщет, так брюхо подведет, что хоть околевай на морозе, а тут удача за удачей… Зайчишку-то не обязательно есть сразу, спрятать на черный день можно. Где-нибудь в канаве или у деревца приметного закопал в снег — и пусть лежит себе.
Вдруг над соломенной кучей взметнулось, снежное облако, будто вулкан пробился или бомба взорвалась, и в сторону, в снег, большим серым камнем метнуло.
Читать дальше