Алексей Осипов - По волчьему следу

— У каждого человека есть свои страсти. Особая охота к чему-то…

Женщина насмешливо посмотрела на него.

— Понималось бы тебе: страсти! В каком учишься?

— В шестом.

— Ну как есть мой Толька! Глупости в голове.

И, продолжая думать о муже, сказала:

— Ему, чудаку, давали в областном управлении лесного хозяйства работу, так в городе жить не согласился. Одиннадцатый год здесь обитаем, пням богу молимся, а мужикам моим нравится.

— Я бы тоже тут стал жить: красиво и занимательно.

— Ладно, залезай на печь, там тепло и занимательно, а одежонку твою я высушу… Занимательно! — повторила она и рассмеялась. — Учиться надо, а не ворон пугать…

А что она еще говорила, Володя не слышал. Мертвый сон навалился на него и с трудом отпустил только утром, когда проснулся и заговорил малыш. Хозяйка уже истопила печь, и от горячей разваристой картошки на столе шел пар.

— Это кто? — спрашивал мальчик у матери.

— Не видишь, кто? Охотник, вон и пугалка стоит, и медведь в коридоре убитый лежит.

— Не верю, — говорил мальчик. — Папка вот правда убьет. Папка большой и сильный. Он и меня обещал за медведем взять…

После завтрака хозяйка и ее сынишка вывели Володю на дорогу.

— Шагай, мужичок, этим путем до села. Там спросишь. Будешь еще в наших краях, заходи, теперь мы знакомы, — сказала женщина, улыбнувшись большими цыганскими глазами.

Красив, могуч и важен зимний лес утром. То одно, то другое дерево вздрогнет, словно от холода, встряхнется, и с темных ветвей радужной россыпью посыплется мелкий снег. Даже в бурю лес спокоен. Шумят, поют колыбельные песни его вершины, гнутся и свистят тонкие сучьи, а внизу тихо, тепло. Во всем чувствуется скрытая, величавая таинственность, вечная задумчивость, грусть. След вчерашних саней едва угадывается на запорошенной дороге. Над головой стрекочут сороки, в глубине, в темной чащобе, дятел громко и ритмично долбит вору дерева. Где-то в кустах дзенькает и пиликает синичка… Лес просыпается, оживает, спокойно встречает зимний день.

Дружок искупался в рыхлом снегу, встряхнулся и, добежав до поворота, где ночью вышли на дорогу, остановился. Удивительно, как он узнал это место: от ночных следов остались только неглубокие вмятины на снегу.

— Пойдем, Дружок, ближним путем. Ждут нас теперь не дождутся.

И собака поняла. Звонко залаяла и побежала вперед.

Из-за поворота выскочила крупная вороная лошадь, запряженная в розвальни. Легкой неторопливой рысью бежала она по заснеженной дороге, фыркала, храпела.

Когда сани приблизились, Володя увидел, двух мужчин. На шапках — отличительные знаки работников лесного хозяйства. В санях лежал огромный темно-бурый волк.

Казалось, зверь притаился, в злобе стиснул белые зубы. Два синеватых крупных клыка упирались в верхнюю губу.

Володя от неожиданности опешил. Так близко, перед самым носом мелькнул волк, уж не тот ли, вчерашний?

— Стрелок, не ты ль его? — крикнул молодой мужчина и показал на волка. Он кричал что-то еще, но Володя не расслышал.

Дружок поднял морду, насторожил уши и стал громко и зло лаять вслед удалявшимся саням.

Скоро в вихревой пыли скрылись они, погас хруст снега под конскими копытами и скрип полозьев.

Снова в дремоту и величавую тишину погрузился лес…

Кольке Быстрову исполнилось тринадцать лет. Ко дню рождения мать купила ему лыжи.

— Забавляйся, и про учебу не забывай…

«Не лыжи, а мечта!» — обрадовался Колька, с восхищением осматривая светло-коричневые лыжи и легкие, крепкие бамбуковые палки. Он тотчас же принялся прибивать резинки и самодельным долотом продалбливать отверстия для мягкого крепления: «Делай под валенки. Нечего в ботинках ноги морозить», — приказала мать.

Поздним вечером, когда все было готово, Колька примерил к валенкам ремешки, натер лыжи специальной мазью и со спокойной душой лег в постель.

Тихо, с хрипотцой над головой постукивали ходики… Засыпая, Колька думал: «Почему мать сказала: «Забавляйся!» Что ж, выходит, на лыжах можно только дошкольникам кататься? Или она напомнила недавний случай, когда, заигравшись с ребятами на горке, я забыл наколоть дров?»

Утром проснулся рано. Принес из колодца воды, позавтракал, подцепил на спину ранец с книжками и на лыжах направился в школу. Лицо не чувствовало морозного ветра, снег искрился голубыми россыпями. За деревней он догнал Витьку Карасева. В отцовском черном полушубке, Витька, словно шарик, катился по тропинке, кривой лентой сбегавшей к оврагу. Витька остановился, прищурил маленькие подслеповатые глаза, конопатый нос вздернулся, на румяных щеках застыли темные веснушки.