Почти на каждом уроке Николай Петрович рассказывал интересные случаи из жизни. Говорил просто, увлекательно и тогда становился совсем нестрогим. Беседовал, как с равными, спрашивал у них совета, смеялся.
«Вот бы сейчас ему рассказать о лыжах», — думал Колька.
В большую перемену Колька идти к директору не решился. Подумал, что в кабинете могут быть учителя, ребята, и при них толком не расскажешь.
Витька отозвал его в сторону.
— После школы на лыжах будешь кататься?
— Нет!
— Тогда я, ладно? У нас завтра уроки простые.
Наконец прозвенел последний звонок. У Кольки в дневнике по русскому языку и зоологии появились четверки. Он неторопливо уложил в сумку книжки, подобрал под партой бумажки.
В класс заглянул Витька.
— Ты скоро?
— Иди, иди! Догоню, — ответил Колька.
А сам стоял, обдумывая, как начать разговор с директором. «Николай Петрович! Извините… я боялся матери, поэтому…» — мысленно произносит Колька, а другой, внутренний голос говорит: «Обманываешь, не эта причина».
И Колька соглашается. Начинает сначала: «Простите. Я поступил нечестно. Обманул вас, обманул всех. Лыжи у меня не украли, я их сам спрятал». Колька видит, как у директора опускаются черные брови и он, чуть-чуть приглушив голос, говорит: «Не украли? Сам спрятал?» — «Да… да… Вы только послушайте. Я сейчас все расскажу».
Колька усиленно трет затылок, словно от этого зависит ход беседы. «А что я расскажу?» — «Как же ты, Быстров, додумался?» — слышит Колька голос директора. «Может, свалить на Витьку? Он, мол, спрятал мои лыжи, он предложил». Нет, тоже вранье! Витька моложе его, и трудно поверить, что это было так.
Из задумчивости Кольку вывела Валя Аношина.
— Ты чего, Быстров, сидишь? От четверок не можешь опомниться?
— Молчи, курносая, лезешь, куда тебе не надо! — сердито бросил Колька и вышел в коридор.
Остановился у окна. Яркое солнце расстелило на полу широкую радугу. Колька, любуясь переливчатым соцветием, осторожно прошел около стенки, словно боясь запачкать цветастый ковер.
Посмотрел в окно, позавидовал ребятам, которые, подобно ручейкам в половодье, растекались в разные стороны.
«Расскажу, как было», — решил Колька и направился в кабинет директора.
Директор сидел за столом, а перед ним на полу лежала сломанная лыжа.
— Твоя? — спросил Николай Петрович.
«Как она сюда попала?» — удивился Колька и, тяжело опустив голову, тихо ответил:
— Моя…
Тихим июльским днем Володя и Колька, взяв удочки, отправились на озеро. Чтобы сократить путь, шли полем, где еще недавно росла вика, а теперь похожие на дома скирды цепочкой вытянулись вдоль дороги.
Колька вспомнил, что на этом поле в прошлом году косцы поймали зайчат, и боялся, что Володя тоже вспомнит об этом и скажет: «Как же ты умудрился обмануть меня, зайчишку спрятал у себя, а говорил, что пустил его в рожь?» Колька замедлил шаг. Остановился, снял ботинки, засучил штаны.
— А ты молодец! — сказал Володя и тоже снял ботинки. — Босиком и легко и прохладно.
Колька подбросил связанные шнурками ботинки, радостно проговорил:
— По лугам побродим, рыбки половим, а завтра снова за работу.
— Сколько у тебя трудодней? — спросил Володя.
— Не знаю, не проверял.
— А у меня двадцать семь. Только на косьбе вики шесть трудодней заработал.
У Кольки снова дрогнуло сердце — сейчас про зайца вспомнит, к этому и ведет. Он поднял руку в небо, где, распластав крылья, застыл ястреб-тетеревятник, крикнул:
— Смотри, какой огромный, серый! Вот бы из ружья пальнуть! И видишь, видишь, целит куда-то?
— Если бы не мы, — сказал Володя, — то разговелся бы он вот той желтой пташкой.
Недалеко от дорожки, еле заметная в побуревшей траве, беззаботно чирикала, резвилась птичка.
Узкая полевая тропинка привела на луг, посреди которого синело озеро.
Над зеркальной гладью воды серым парашютом висел туман.
Высокая трава спелыми головками била в грудь, щекотала лицо, запах цветов кружил голову.
Из оврага, заросшего ивняком, доносился хрипловатый, торопливый мужской голос:
— Удар! Мяч прошел выше штанги. Девятка ударила неточно.
Мальчишки удивленно переглянулись и бросились бежать в кусты.
Читать дальше