Алексей Осипов - По волчьему следу

Хитрый заяц весь день водил Володю за нос: не подпускал близко и не убегал далеко. Отбежит, сядет на горке и смотрит во все стороны, а то еще чище: на глазах в снег закопается и лежит. Крадется к нему Володя, ползет на животе, а как подберется метров за сто, заяц вскочит и — на другое поле. Словно играет с охотником. Володе есть до тошноты захотелось, домой возвращаться надо — мать приказывала пораньше прийти, у коровы навоз вычистить, а заяц никак не отпускает. Хорошо, что сумерки наступили и косой скрылся где-то в молодом осиннике, а то до смерти бы заводил по снежным полям и перелескам. Может, это тот самый зайчишка, которого Володя у дяди Вани из клетки выпустил?

Володя еле-еле ногами передвигает, будто свинцом их налили: ружье и лыжи хоть брось. Уж теперь какая от него работа: поесть бы да на горячую печку забраться. Спасибо, уроки на понедельник не задают, а то бы двоек завтра целый мешок нахватал. Ребята на горе катаются: визг, хохот, Кольку слышнее всех. Прямо на мальчишек идти Володя не решился. Посидел, отдохнул и стороной, овражком к своему саду вышел. Ружье в горнице на крючок повесил, уж теперь не до чистки его (хоть бы порог переползти!), лыжи в угол поставил.

Остановился, слова для оправдания подбирает. Всякие звери выручали, а вот о рыси, кажется, еще матери не говорил. Обледенелый пиджак в сенях оставил, чтобы не греметь им.

Открыл дверь, переступил порог, снял шапку. На кухне света нет, а в спальне лампочка светит, там тихо разговаривают. Мать дрожащим голосом спрашивает:

— Ну как, доктор, что с ней?

Доктор покашлял, помолчал, ответил спокойно и тихо:

— Крупозное воспаление легких.

— Что же делать? — плачет мать.

— Хорошо бы новое лекарство достать. У нас в аптеке нет, выписали только.

Володя уходил на охоту — сестра на лыжах каталась, а пришел — в постели. И отца дома нет, на заготовку леса уехал.

— Мама! Я съезжу в городскую аптеку. Я знаю, где она, мы там с папой были, — сказал Володя, когда ушел доктор.

Мать смотрела заплаканными глазами на сына и мяла в руках кончик платка.

— Ты? На чем ты поедешь?

— На чем? На лыжах.

— Нет, сынок, не пущу. Страшно в ночь одному пускаться. Садись, ешь.

Мать налила в тарелку горячих щей, поставила молоко. Володя достал с печи сухие валенки, переобулся, выпил стакан молока, а ломоть черного хлеба и кусок сала положил в карман.

— Ты куда?

— В аптеку. Я слышал, что доктор говорил. Лекарство новое нужно.

— Не знаю, сынок, что и делать. — Мать опустила голову. — Боюсь я за тебя, а вдруг что…

Володя обнял ее.

— Ничего, мама, я же охотник. Я везде пройду, никого не испугаюсь.

— Может, утром? Сам отдохнешь, и день все же!

— Я не устал, я мало ходил сегодня, — успокаивал он мать.

Володя спрятал в карман рецепт и деньги, вытер тряпкой лыжи и — в путь. Деревня стояла на горе, и город, освещенный огнями, казался рядом, хотя до него было не меньше десяти километров.

Лыжи совсем не скользили, затыкались в снег, тащили куда-то в сторону. Светло стало кругом, мороз усилился. Под палками скрипело, и в сухом воздухе далеко раздавалось: «чиу… чиу… чиу». На голубой скатерти поля столько загорелось звездочек, фиолетовых, золотых. Таких красивых звезд Володя еще никогда не видел.

Вспомнился заяц, за которым весь день по снегу лазил. Странный, очень странный заяц попался! И где он теперь? На озими или в лесу осинки гложет? Иногда чернеющие вдали пни Володя принимал за зверей: лисиц или зайцев. И от этого на душе становилось веселее, будто на охоту шел.

Наконец добрался до города. Сверкая электрическими огнями, проносились троллейбусы, стремительные «Волги», автобусы. Лыжи не скользили по шершавому асфальту, и Володя их снял, положил на плечи.

«Эх, не догадался за городом их спрятать. Здесь можно было бы на автобусе проехать», — пожалел Володя.

«Аптека № 3», — прочитал он. Большие круглые часы показывали без четверти десять.

Скорее, а то закроют аптеку.

Подошел к широкой железной лестнице и растерялся. Лыжи оказались совершенно лишними. В аптеку с ними не войдешь: там все зеркальное, чистое, лекарствами пропахшее, а на улице оставить опасно. Украдут, домой по глубокому снегу не доберешься.