Юрий Каменский - Начдив четырнадцать

— Видишь? — спросил Пархоменко.

— Застава панская, — ответил комбриг.

— Убрать!

На рассвете следующего дня Случ покрывал туман. Двое молодых будённовцев, донских казаков, Толоконников и Архипов, сняв одежду, прямо из кустов нырнули в воду бухточки. В руках они держали винтовки с примкнутыми штыками.

Пархоменко, комбриг, командиры полков напряжённо всматривались в туман. Все волновались.

«Доплывут ли ребята? Должны, обязательно должны. Они ведь с Дона — значит, с детства на реке», — думал Пархоменко и крепко сжимал рукоятку шашки.

Шли долгие минуты. Туман постепенно редел, открывая гладкую поверхность реки. Пловцов не было видно.

— Где же они? Где? Неужели потонули? — тихо сказал Пархоменко.

Вдруг у подножья обрыва того берега появились два смельчака. Тёмно-зелёные речные водоросли свисали с их головы и плеч. С них капала вода.

— Ай да молодцы! — негромко воскликнул Пархоменко.

Он посмотрел в бинокль на заставу. Там было всё тихо. Значит, их не заметили.

Архипов и Толоконников по тропинке стали ползти вверх, прячась в густой траве. Вот кончился обрыв. До окопа всего двадцать метров. Но добираться надо почти перед глазами сидящих там четырёх солдат. Сейчас трое из них спали, а четвёртого караульного тоже клонило в сон.

Самое время — пятый час утра.

Неожиданно перед ним появились опутанные водорослями два лица.

Солдату показалось, что это ему снится.

«Водяные черти», — вяло подумал он.

И в этот же момент штык Архипова лишил его жизни. Сильный удар приклада поразил одного из спящих солдат. Третий вскочил. Но тут же был убит. Четвёртого, последнего солдата, связали, а рот заткнули его же фуражкой.

— Вот и языка достали, — сказал Толоконников.

Будённовцы, стоя на краю окопа, высоко поднятыми кверху штыками винтовок просигнализировали своим, что задание выполнено.

Пархоменко на радостях обнял комбрига:

— Герои! Умницы! Теперь действуй! Вперёд на панов!

Бригада, а за ней и остальные части 14 дивизии перешли вброд на тот берег. К вечеру Новоград-Волынск был взят Первой Конной.

Перед строем бригады выступил Пархоменко.

— Товарищи, командование Первой Конной поручило мне вынести благодарность красноармейцам и командирам за умелые действия против врага.

— Ура-а-а! — было ответом начдиву.

— Архипов и Толоконников, ко мне! — скомандовал Пархоменко.

Когда они подъехали, он сказал:

— Поздравляю вас, дорогие товарищи. Командование представляет вас к высшей награде — ордену.

Пархоменко крепко пожал каждому руку.

Утром следующего дня дивизия тронулась дальше на запад. Впереди был город Ровно.

В октябре 1920 года, после разгрома белополяков, Четырнадцатая, во главе Первой Конной, шла на Врангелевский фронт. Врангель был последний белогвардейский генерал, ещё не разбитый Красной Армией.

…Ветер гнал по ночной, холодной степи пыль, смешанную с сухими листьями травы и кукурузы, запорашивал глаза красноармейцев в окопах. Пыль хрустела на зубах.

Пархоменко ехал со своими двадцатью ординарцами впереди дивизии. Он первый услышал шум танков, знакомых ему ещё по войне с белополяками.

— Начштаба срочно ко мне! — приказал Пархоменко.

Через несколько минут Колоколов на полном скаку остановил возле начдива своего коня так, что он поднялся на дыбы.

— Музыку слышишь? — спросил у него Пархоменко.

Вдалеке слышался лязг и скрежет железа.

— Танки?

— Они самые — черепахи проклятые… Где мы точно находимся?

Колоколов вынул из полевой сумки карту. Она затрепетала на ветру. Пархоменко взял её двумя руками и развернул. Колоколов, заслонив рукой зажигалку, высек огонь и осветил карту.

— Мы стоим вот здесь, — сказал он, тыча пальцем. — В двух верстах переправа через Днепр. На том берегу Каховка.

Пархоменко смотрел на карту. Глаза были прищурены. Челюсти плотно сжаты. Потом он не спеша заговорил, будто бы про себя, ни к кому не обращаясь.

— По донесениям разведки в Каховке штаб наших стрелковых соединений… Южнее скопились главные силы белых… Наша задача переправиться на тот берег и пойти по тылам врага.

Всё слышнее и слышнее становился лязг и скрежет танков.