Юрий Каменский - Начдив четырнадцать

— Выполняй! Будь только осторожен.

Скоро на станции, где стоял бронепоезд, появился Пархоменко.

Пошёл мокрый снег. Он ложился тонким слоем на орудия бронепоезда и чёрный от грязи перрон, по которому разгуливали анархисты. Ветер развевал ленты их бескозырок. На паровозе бронепоезда трепетал чёрный флаг.

Пархоменко не спеша шёл вдоль состава, внимательно осматривая его и незаметно кося глаза на анархистов. На всякий случай расстегнул висящую на поясе жёлтую кобуру. В ней поблёскивал наган.

Пархоменко заметили. Анархисты насторожились и столпились у переднего вагона.

Пархоменко смело смотрел на них в упор. Он повернулся спиной к вагону бронепоезда, напротив которого стояли анархисты, и сказал:

— Я, как представитель Советской власти и командир Красной гвардии, спрашиваю вас: почему бронепоезд стоит в Луганске?

— Ну и спрашивай сколько влезет! — закричал в ответ один из анархистов.

— Мы тебе отвечать не собираемся, — поддержал другой. — Подумаешь, какой командир нашёлся!

Стоящий впереди коренастый толстогубый анархист, должно быть, их вожак, внезапно взвизгнул:

— Ну чего вы смотрите на него? Хватай его, ребята!

Все бросились к Пархоменко.

— Назад! — скомандовал он и выхватил из кобуры наган. Часто забилось сердце, лоб стал влажный.

Анархисты отскочили и стали метрах в пяти от Пархоменко. Он почувствовал, что они вот-вот могут броситься снова.

— Ещё командует, дьявол!

— Первый, кто приблизится, получит пулю, — предупредил Пархоменко. Лицо его было бледным, но спокойным. Опуская руку с наганом, спросил:

— Может быть, всё-таки выслушаете меня?

В это время один из анархистов незаметно обогнул бронепоезд и на четвереньках вполз под вагон. Анархист увидел ноги, обутые в сапоги, опущенную руку с наганом — дулом, направленным вниз. Очень осторожно потянулся к дулу, внезапно схватил и выдернул наган из руки. Толстогубый тут же с разбега прыгнул на Пархоменко и обхватил его шею, другие анархисты вцепились с боков.

Пархоменко расшвырял их, пнул ногой одного, другого и сбросил висящего у себя на шее. Но тут кто-то ловко дал ему подножку, и он упал. Ему вывернули назад руки и стали втаскивать в вагон.

Кусая до боли губы, Пархоменко проговорил:

— Значит, вы всегда так, подлые души, семеро против одного?..

Через минуту бронепоезд отошёл от станции.

Анархисты бросили Пархоменко на скамейку в купе и ушли. Он поднялся, высокий, в кожаной тужурке, перекрещенной ремнями, и начал ходить по купе: три шага вперёд, три назад. Ремни поскрипывали. «Ну просто как курёнка сцапали. Эх ты, голова — два уха! И ещё командиром называешься», — ругал себя Пархоменко. Правой рукой нащупал в кармане запасной револьвер. «Ну ничего, живым не дамся, — подумал он и защёлкнул дверь в купе. В коридоре послышались шаги. Дверь начали сильно дёргать. Стенка купе задрожала. Защёлка вот-вот должна была выскочить из своего гнезда.

Пархоменко подошёл к двери. Вынул револьвер.

— Открывай! — потребовал высокий голос.

— Эй ты, командир без отряда, освобождай купе: нам там барахло сложить надо, — заговорил другой.

— Которое награбили? — спросил насмешливо Пархоменко.

— Ему жить три минуты, а он ещё огрызается. Можешь считать себя трупом, — послышалось за дверью. — Открывай, расстреливать тебя будем.

— Первого, кто войдёт сюда, прикончу, — твёрдым голосом сказал Пархоменко. — С врагами Советской власти стесняться не буду.

Резким движением он открыл дверь и стал в её проёме с револьвером.

Анархисты попятились назад от неожиданности. В ту же секунду Пархоменко выхватил из-за пояса гранату у ближайшего к нему анархиста.

— Ну заходи! Кто первый? Взорву вас и себя.

— Братва, тикай! Он бешеный! — закричал рыжий в бескозырке.

Все в страхе бросились в дальний угол коридора.

— Трусы! Вам только с беззащитным воевать. Променяли революцию на тряпки и жратву. Ваши товарищи сейчас с белыми насмерть бьются. Кровь проливают под Новочеркасском. За счастье рабочих и крестьян сражаются. За таких, как вы.

Анархисты молчали. Только один из них, толстогубый, закричал:

— Чего его слушать! Хватайте! Вместо вольной жизни он хочет заставить нас воевать.