Юрий Каменский - Начдив четырнадцать

О его легендарных подвигах в гражданской войне и рассказывается в этой книге.

В апреле 1917 года в один из солнечных дней на главной улице Луганска — Петербургской — шёл высокий плечистый человек. Он был в солдатской форме, но без погон. Шинель держал в руке.

На многих домах от лёгкого ветерка развевались красные флаги. То и дело попадались прохожие с красными бантами на груди.

Солдат шёл не спеша, смотрел по сторонам и улыбался.

Вдруг его кто-то схватил за руку.

— Лавруша! Ты ли это?

— Семён!

Пархоменко сразу узнал своего бывшего дружинника. Они обнялись и расцеловались.

— Меня вызвал Луганский комитет большевиков, — сказал Пархоменко. — Прибыл революцию делать. Царя сбросили, теперь у буржуев надо отбирать заводы и фабрики и отдавать рабочим.

После возвращения Пархоменко в Луганск прошло больше четырёх месяцев.

В комнате с высокими окнами за длинным столом сидели красногвардейцы, и среди них Пархоменко.

— Товарищи командиры, заседание штаба Красной гвардии считаю открытым, — объявил Пархоменко. Он встал, склонился к столу и опёрся о его край руками.

— В Луганске теперь власть наша, — продолжал он. — Завоевать сумели, надо суметь удержать. Мы опора новой власти и должны защищать её.

— Разрешите, товарищ начальник штаба, — прервал Семён. — Оружия у нас не хватает.

— Знаю, — Пархоменко хитро посмотрел на Семёна. — Будем добывать его. Председатель городского Совета Ворошилов сказал: оружие в Луганске есть.

— Где есть?

— Где?

— У гайдамаков, — ответил Пархоменко.

— Их здесь три роты. До каких пор мы будем терпеть эту контру у себя под носом? Они хотят возвратить землю помещикам. Надо разоружить их и выставить из города.

У ворот гайдамацкой казармы горел фонарь. В его свете туда и сюда ходил часовой. За светом фонаря — непроглядная темнота. Вдруг из неё вылетел камень… Дзинь!

Фонарь погас.

Часовой хотел поднять тревогу, но на него накинули мешок и связали.

Скрипнули ворота, и отряд во главе с Пархоменко проник во двор казармы.

…В караульном помещении начальник караула, подняв руки кверху, тупо смотрел на револьвер, наведённый Пархоменко.

— Снять всех часовых и разоружить! — приказал он гайдамаку.

— Бойченко! — позвал Пархоменко красногвардейца.

— Слушаю!

— Возьмёшь людей и пойдёшь с начальником караула. Арестованных привести сюда. Даю пять минут.

— Есть!

Скоро обезоруженные часовые были доставлены в караульное помещение.

— Охранять их! — скомандовал Пархоменко и выбежал во двор.

— Окружить казарму! — быстро проговорил он вполголоса, обращаясь к красногвардейцам, и с группой в десять человек бесшумно вошёл в казарму.

Гайдамаки спали. Красногвардейцы заняли проходы между нарами.

— Всем лежать! Вы окружены! — прогремел голос Пархоменко.

Гайдамаки, увидев наставленные на себя винтовки, не шевельнулись. Красногвардейцы стали выносить из казармы оружие. Вскоре приехал грузовик и увёз его.

Стоял декабрь 1917 года. Была оттепель, и шёл дождь.

В кабинет Ворошилова вошёл Пархоменко. Его кожаная тужурка была мокрой.

— Здравия желаю, Климент Ефремович! Командир Красной гвардии города по вашему приказанию прибыл, — доложил по-военному Пархоменко.

— Здравствуй, Александр Яковлевич! Жду тебя. Садись. Хочу посоветоваться. Получено сообщение по телеграфу. Новочеркасские товарищи просят срочно о помощи. Белые на них наседают. Твоё мнение?

— Немедленно направить туда бронепоезд, тот, что на станции стоит.

— Согласен. Но тут одна сложность есть. Часа полтора назад у меня были анархисты. Представители команды бронепоезда. Требуют, чтобы Советская власть их кормила и одевала. Не то, говорят, сами прокормимся. Иначе говоря, силою оружия.

— А как они в Луганск попали?

— Вместе с Московским отрядом Красной гвардии.

— А отряд где?

— Уехал с белыми воевать.

— Разрешите тогда заставить их выехать на бронепоезде в Новочеркасск.