Кэтрин Эпплгейт - Айван, единственный и неповторимый [litres]

Идеальный квадрат.

«Что ты собрался делать? – требует объяснений Боб. – Дай угадаю: уж точно не вздремнуть».

«Я хочу кое-что сделать с рекламным щитом».

«Это не реклама, а уродство. Особенно с учетом того, что на ней нет меня».

Я берусь за ведро с красной краской. «Тебя там нет, потому что ты не участвуешь в представлениях», – объясняю я.

«Строго говоря, меня и здесь, у тебя, тоже нет, – говорит Боб, фыркнув. – Я здесь не живу, я – бездомный по собственному желанию».

«Знаю. Это я так».

Я изучаю нашу рекламу. Провожу две толстые линии, похожие на черенки метлы. Их верхние концы соединены, а нижние – расходятся вниз и в стороны. Потом я соединяю нижние концы еще одной линией, такой же толстой.

Отступаю назад. «Что скажешь?»

«Что это? Нет, стой, дай сам угадаю. Палатка?»

«Не палатка, – говорю я, – а буква. По крайней мере, их, кажется, именно так называют. Мне нужно сделать еще две».

Боб устраивается поудобней под боком у Не-Салки. «Зачем?» – спрашивает он, зевая.

«Потому что тогда у меня получится слово. Очень важное слово». Я окунаю пальцы в краску.

«Какое слово?» – спрашивает Боб.

«Дом».

Боб закрывает глаза. «И не такое уж оно и важное», – тихо произносит он.

Весь день напролет я кругами расхаживаю по клетке на кулаках.

Волнуюсь так, что не могу заставить себя прилечь передохнуть. Даже перекусить.

Ну разве что самую малость.

Я наконец-то готов показать Джулии то, что сделал.

Это обязательно должна быть Джулия. Она художница. Она способна увидеть, по-настоящему увидеть мою картину. Джулия не станет обращать внимание на пятна и рваные края. И пускай линии на листах сойдутся не совсем ровно. Она способна видеть поверх всего этого.

Джулия непременно увидит то, что я вообразил.

Я смотрю, как Руби мрачно бредет с четырехчасового представления, и думаю: что же будет, если я ее подведу? Что, если я не смогу заставить Джулию понять меня?

Хотя ответ, конечно же, мне известен. Ничего. Ничего не будет.

Просто Руби останется главной достопримечательностью «съезда 8, “Шатер”: цирк, магазины и игровые автоматы», удачно расположенного прямо у автострады И-95, представления в два, четыре и семь часов вечера ежедневно, 365 дней в году.

Пришло время показать мою работу.

В торговом центре тихо, только Тельма, самка ара, репетирует новое выражение: «Ой-ой».

Джулия заканчивает с домашним заданием. Джордж убирается снаружи. Мак уже ушел домой.

Я беру Не-Салки и начинаю аккуратно вытаскивать сложенные листы. Сколько же здесь рисунков! Страница за страницей, кусочек за кусочком моего огромного пазла. Я стучу по стеклу, и Джулия поворачивает голову.

Мои пальцы дрожат, когда я поднимаю один из рисунков. Это кусочек из угла моей картины, коричневое с зеленым.

Джулия улыбается.

Я показываю другой рисунок, потом еще один, и еще – крошечные части большого целого.

Джулия выглядит растерянной. «Что это? – спрашивает она. Потом пожимает плечами: – А, не важно! В любом случае красиво получилось».

«Ой-ой», – говорит Тельма.

Нет, думаю я. Нет.

Еще как важно.

Джордж зовет Джулию. Он закончил уборку. «Бери рюкзак, – говорит он, – да побыстрее. Уже поздно».

«Мне пора, Айван», – говорит Джулия.

Она не понимает.

Мне нужно найти главные рисунки. Я роюсь в груде бумаги. Они должны быть где-то здесь. Я точно знаю.

Нахожу один, второй, третий… Пытаюсь прижать к стеклу четыре листа разом.

«Боб, – зову я, – помоги. Быстро!»

Боб хватает листок в зубы и тащит ко мне.

Один за другим я просовываю рисунки через дырку в стекле. Они комкаются и рвутся.

Их слишком много. Мой пазл слишком велик.

«Осторожнее, Айван, – говорит Джулия. – Может, однажды их будут покупать за миллионы долларов.

Почем знать? – Она складывает листы в аккуратную стопку. – Мак, наверное, захочет выставить их в сувенирной лавке».

Она по-прежнему не понимает.

Я просовываю еще и еще, один за другим, все до одного.

«О, Айван снова рисовал, да?» – спрашивает Джордж, надевая куртку.

«И много, – отвечает, смеясь, Джулия. – Просто невероятно много».

«Ты же не собираешься нести их все домой? – говорит Джордж. – Без обид, Айван, но это же просто цветные кляксы».

Джулия пролистывает сложенные в стопку листы: «А для Айвана, может быть, вовсе и не кляксы».