Кэтрин Эпплгейт - Айван, единственный и неповторимый [litres]

Люди.

По сравнению с ними даже шимпанзе порой могут показаться мудрецами.

Джулия и Джордж переносят рисунки на арену, где достаточно места, чтобы разложить их все друг рядом с другом.

За попытками сложить мой пазл проходит не один час. Руби уже проснулась, и теперь мы наблюдаем за происходящим вместе с ней и Бобом.

«Айван, – говорит Руби, – это я на рисунке?»

«Да», – с гордостью отвечаю я.

«А где это я стою?»

«В зоопарке, Руби. Видишь, вон стены, трава и люди, они смотрят на тебя».

Руби прищуривается: «А кто все эти другие слоны?»

«Ты их не знаешь, – говорю я. – Пока не знаешь».

«Это очень хороший зоопарк», – говорит Руби и одобрительно кивает.

Боб толкает меня своим холодным носом: «Это точно».

На арене Джулия вскидывает руку со сжатым кулаком. «Да! – кричит она. – Я же говорила тебе, папа! Вот оно: Д-О-М. Дом!»

Джордж всматривается в буквы. Потом оборачивается, чтобы взглянуть на меня: «А может, это просто совпадение, Джулс. Ну ты знаешь, один случай на триллион – вроде той старой истории про шимпанзе и печатную машинку. Мол, если дать ему достаточно времени, он может случайно напечатать целый роман».

Я издаю недовольное ворчание. Да шимпанзе и одной буквы нарисовать не сумеет, не говоря уже о том, чтобы написать книгу.

«А как ты тогда объяснишь все остальное? – наседает Джулия. – Картину с Руби в зоопарке?»

«А с чего ты решила, что это зоопарк?» – спрашивает Джордж.

«Видишь круг на воротах? А внутри его – красный жираф».

Джордж прищуривается и наклоняет голову: «А ты уверена, что это жираф? По-моему, больше похоже на изуродованного кота».

«Это знак зоопарка, папа. Он у них там на каждом стенде. Попробуй-ка это объяснить».

Джордж беспомощно улыбается: «Не могу. Ни одной идеи. Я просто хочу сказать, что этому должно быть логичное объяснение».

Джулия смотрит на меня. Она грызет ноготь. Я вижу немой вопрос в ее взгляде.

Она поворачивается к рисункам и внимательно всматривается в них, очень внимательно.

Неожиданно на ее лице появляется и расцветает улыбка.

«Папа, – говорит она, – у меня есть идея. Большущая идея. – Джулия обегает груду моих рисунков, раскинув руки: – Размером с рекламный щит!»

«Я тебя не понимаю».

«Я думаю, что место этим рисункам – на нашем рекламном щите. Вот чего хочет Айван».

Джордж складывает на груди руки. «Чего хочет Айван… – повторяет он медленно. – А ты это знаешь, потому что вы частенько болтаете?» «Потому что мы оба – художники».

«А-а», – говорит Джордж.

Джулия складывает ладони: «Ну же, пап, умоляю!»

Джордж качает головой: «Нет. Я этого делать не буду. Никакого рекламного щита, нет-нет-нет».

«Я возьму лестницу, – говорит Джулия, – а ты неси клей. На улице темно, но наш щит освещен».

«Мак уволит меня, Джулс».

Джулия задумывается: «Но ты подумай и о другом, пап! Ведь тогда все узнают про Руби!»

«Ты хочешь, чтобы я вывесил здоровенную картину с Руби в зоопарке и огромными буквами “Дом”? – Джордж протягивает руку в сторону моих рисунков. – Буквами, которые – вы только не удивляйтесь, такое случается сплошь и рядом, – написала горилла?!»

«Именно, пап».

«И ты хочешь, чтобы я сделал это без разрешения Мака?» – спрашивает Джордж.

«Именно».

«Нет, – говорит Джордж. – Ни за что».

Джулия доходит до края арены, аккуратно переступая через мои рисунки. Она поднимает коготь-палку Мака. Идет обратно и протягивает ее отцу.

Джордж проводит пальцем по острию.

«Она ведь еще совсем ребенок, пап. Разве ты не хочешь ей помочь?»

«Но как это поможет, Джулс? Пускай даже плакат Айвана увидит очень много людей – это ничего не изменит».

«Я еще не знаю точно. – Джулия качает головой. – Может быть, люди увидят его и поймут, что Руби здесь не место. Может быть, они тоже захотят помочь».

Джордж вздыхает. Он смотрит на Руби. Она помахивает хоботом.

«Это дело принципа, пап. ПРИН-ЦИ-ПА».

«ПРИН-ЦИ-ПА», – повторяет Джордж.

«Пап, – мягко говорит Джулия. – А что, если Руби ждет та же судьба, что Стеллу?»

Джордж смотрит на меня, на Руби, на Джулию.

Отбрасывает коготь-палку.

«Лестница, – негромко говорит он, – в кладовой».

Я вижу, как машина Мака с шумом останавливается на парковке.

Он выпрыгивает из нее и замирает, уставившись с открытым ртом на рекламный щит. Он очень долго не двигается с места.

Разъяренная горилла способна издавать очень громкие звуки. Разъяренный человек, оказывается, тоже.