Юлия Шифрина - Я — хорошая девочка

Хорошо еще, что у нас есть спички и тоненькие сухие щепки. Когда щепки разгораются и делается светло, мы прикладываем Рыжику компресс из мокрой тряпки и бумаги. Рыжик не понимает пользы и еще громче плачет.

Чтоб не обжечься о наш костер, Рыжик и Черныш заползают в дальний угол.

Сразу видно, какие умные собачки.

Если б не сестра Соня, мы бы вырастили настоящих овчарок, как у пана Деревянко.

Она нас выгнала вместе со щенками из-под крыльца. Залила водой наш огонек и еще шлепков понадавала.

— Пожар устроите! — кричит она.

Как будто мы не знаем, что толстые бревна не горят. Горят тоненькие щепочки.

Все взрослые почему-то боятся огня. А дети — нет.

Мама прячет спички от нас. А у нас есть свой коробок, и мы прячем за папиной фотографией от нее.

Вскоре случается настоящий пожар, и совсем не по нашей вине.

Дни стоят жаркие, сухие.

В один из вечеров собирается гроза. Флигель стонет от ветра и дрожит от грома.

Чтоб не было страшно, я спрашиваю у мамы:

— Кто это гремит?

— Илья Пророк стрелы бросает.

Темнота за окном делается густой и плотной. Вдруг оконные переплеты озаряются какими-то зловещими трепетно-багровыми отблесками.

Что-то близкое затрещало.

— Пожар, пожар! — крикнула мама.

Мы выбежали на улицу. Только даром промокли. Наш дом не горел. От молнии загорелся дом раввина на нашей улице.

Все старшие убежали тушить пожар. Мама осталась дома, чтоб дети не испугались.

Прибегает Соня:

— Цадик говорит, что такой огонь послан богом и тушить можно только кислым молоком. Смех, ей-богу! Тащат молоко со всех сторон.

От Сони пахнет гарью.

— Молоком? Кислым? Кто б мог подумать! — поражается мама. — А чего ты смеешься? Кому же знать, как не цадику, как тушить такой огонь. Да он и сам живет в этом доме. Спасут. Бог не допустит…

Соня уже не смеется. Она сурово говорит:

— Идиотская выдумка! Водой еще можно бы залить, а то кислым молоком… Нет, чтоб известить слободу. У них пожарные бочки, снаряжение.

Она снова убегает.

Треск пылающих бревен приближается. Нарастает гул пожара.

Стук в дверь.

— Есть у вас кислое молоко?

— Бог с вами, откуда?

Через несколько минут снова стук.

— Кислое молоко есть?

И еще несколько раз слышался крик: «Кислое молоко! Несите скорее кислое молоко!»

Пожар надвигается.

Мама начинает складывать вещи в простыню и завязывать узлы.

Пожар настолько близко, что по нашему полу струятся желтые пятна.

Вваливается задыхающаяся от быстрого бега Злата. Лицо ее черно от копоти, волосы выбились из-под платка.

— Куда вы собрались? Вижу, вы ничего не знаете. Теперь, слава всевышнему, конец огню. Раввин открыл амвон, и цадик свитком святой торы преградил дорогу пожару. Только посмотреть — душа переворачивается. Стоит на крыше и протягивает к огню свиток. Вы бы послушали, как он взывает к богу. Старики плачут, глядя на него, как малые дети.

Вбегает Геня еще с какой-то девушкой.

— Мы за ведрами. Соня послала. Слободские рабочие привезли бочку, пожарную кишку и взялись за дело как следует. А Соня поставила всех цепочкой, чтоб из реки подавали ведрами воду.

Злата кипятится:

— Ну и дуры! Безбожники! И Соня ваша дура. Это же против божеских законов и святых обычаев.

— Какие обычаи, тетя Злата! Дом раввина сгорел, огонь перебросился дальше…

Мы выходим на улицу, выносим узлы. Я несу деревянное корыто.

И сразу обмираю от страха. Яркая игра огня ослепляет меня. По стенам горящего дома вьются красные ленты. Сквозь огонь и облако дыма видны белые молочные пятна. Пламя воет и трещит. Оглушающие крики людей: «Рубите крышу!», «Сюда несите воду!», «Несите лестницу!», «Скорее, скорее!»

Рядом стоит группа мужчин и смотрит вверх. Появляется кузнец Меер. Лицо у него освещено огнем и кажется бронзовым. На голове блестит что-то железное. Он обращается к группе людей, стоящих без движения:

— Как вы можете стоять? Куда вы смотрите? Что вы там не видели? Берите ведра. Слободские выбиваются из сил, а вы…

Передние делают движение. Но внутри группы кто-то кричит:

— Не смейте! Кого вы слушаете? Безбожника…

Снова они смотрят вверх. Меер тоже поднимает голову. Там пламя рвется со всех сторон и хорошо освещает завалившуюся наполовину крышу. На другой половине стоит цадик и протягивает обе руки со свитком к красному небу, что-то выкрикивает.

Кто-то говорит: «Божье веление».

Кузнец кричит цадику:

— Ребе, сходите скорей! Сейчас рухнет крыша.