Колетт Вивье - Дом на улице Четырех Ветров

«Я ничего не скажу маме, — решил он, — только передам то, что велел Ален. А об остальном смолчу. Если я начну рассказывать про Даниеля, я обязательно заплачу, а я не хочу плакать. Ну почему со мной нет Жоржа? Будь он здесь, я бы все ему рассказал, и мне стало бы чуточку легче. И вдвоем мы ждали бы, когда вернется Даниель… А теперь… кто знает, когда я увижу Жоржа! Может, на летние каникулы?»

Глотая слезы, Мишель спустился в метро.

Летних каникул не было. В полночь 6 июля на французскую землю ступили первые десанты союзников. И вот уже взяты Шербур, Кутанс и Авранш. Повсюду, на востоке, западе и юге, в Италии и в Финляндии, идет разгром немецких войск. Вести о победах союзников распространяются с быстротой молнии, вызывая бурные взрывы веселья. С виду люди такие же, как всегда; точно так же, усталые и мрачные, толпятся они у дверей лавок, но теперь от одного к другому словно протянулись невидимые нити. Самые дикие слухи будоражат умы: партизаны окружили целую немецкую дивизию; в Ове́рни высадилась тысяча парашютистов; Гитлер покончил с собой. Все теперь кажется возможным и правдоподобным. Ожидание охватило всех, как лихорадка.

С 13 июня были закрыты все школы. Дети слонялись по улицам, удивленные тем, что больше не нужно учить уроки. Радостный порыв, всколыхнувший столицу, захватил и ребят. Изгнанные из Люксембургского сада, где немцы спешно строили укрепления, «рыцари» собирались теперь на берегах Сены, под мостом Карусель. Мишелю уже не приходилось в одиночку корпеть над листовками. Бобен, Менар, Барру вдохновенно исписывали страницу за страницей. А Муретт однажды развеселил всех: чуть заикаясь, он прочел друзьям составленное им воззвание, которое начиналось словами: «Парижане! Получены добрые вести! Русские взяли город Ева-с-Тополя!

— Да, Муретт, теперь мне понятно, почему у тебя двойка по географии! — засмеялся Менар. — Сам ты «Ева-с-Тополя»! А русские взяли Севастополь!

— Но мы же еще не проходили географию России! — возмутился толстяк Муретт. — И вообще слишком уж трудные у них слова, у этих русских! Почему они не называют свои города Сен-Сюльпис-Ла-Фёй или Бекон-Ле-Брюйер, как это делают французы? Куда бы проще!

Муретт тяжело вздохнул, а остальные продолжали громко смеяться. Рыбаки, сидевшие с удочками у воды, закричали, что так они распугают всю рыбу…

Эвелина Селье повесила в гостиной огромную карту полуострова Котантен. Карта заняла всю стену. Каждый вечер Соланж взбиралась на стул и переставляла на бумаге флажки, которые день за днем стремительно приближались к Парижу. Мишель с удивлением разглядывал карту. Котантен… Сколько раз мальчик в своем ученическом атласе обводил его контуры карандашом! С каким трудом он воспроизводил извилистую линию берегов от Кальвадоса до мыса Барфлёр! Карандаш снимался с якоря у Шербура, дрожал на волнах Атлантического океана и неожиданно устремлялся прямо на юг — в Авранш. И вот эти слова — Авранш, Шербур, — которые всегда представлялись Мишелю лишь черными буквами на розовом фоне карты, вдруг стали названиями сражений, о которых сообщало радио. Вот на этой дуге или вон еще на той пунктирной линии бросались в бой люди, чтобы дать свободу ему, Мишелю. Такие люди, как Даниель, как Ален. «А я?» — подумал Мишель. Его угнетало сознание, что другие воюют за его свободу, а сам он бездействует. Тогда он убегал в свою комнату и сочинял очередную листовку.

Но скоро в домах погас свет и смолкло радио. Сперва ток включали на пять часов в день, потом на три, на два и, наконец, всего на полчаса — перед наступлением темноты. Эвелина Селье спешила уложить Фанфана в постель и быстро включала приемник, чтобы не пропустить долгожданные вести. В десять часов к ней приходили сестры Минэ, консьержка, папаша Лампьон и под вой сирены слушали чудесные новости. Сирена теперь никого не пугала, да и тревога, казалось, была не настоящей: ни рокота самолетов, ни шума стрельбы. Трудно было вообразить, что где-то над окраинами города рвутся бомбы и умирают люди.

Как-то раз мадам Кэлин, возвращаясь к себе домой, увидела, что на лестнице ее поджидает сам папаша Гурр.

— Ну как, — заискивающе спросил лавочник, — радио слушали? Что новенького?

Консьержка смерила его презрительным взглядом.

— А вам что за дело?

— Что вы, меня все это очень интересует, уверяю вас! Право, американцы молодцы!.. Вы плохо меня знаете, мадам Кэлин. Между нами, я всегда недолюбливал Гитлера…