Колетт Вивье - Дом на улице Четырех Ветров

Худая, высокая мадам Кэлин, гордо откинув голову, величественно прошла мимо Гурра.

— Опоздали, господин любезный, опоздали! — бросила она в ответ.

Гурр хотел еще что-то сказать, но она захлопнула дверь перед самым его носом.

Спустя две недели, уже в середине августа, мать послала Норетту за салатом. Кормить семью становилось все труднее: то тут, то там вспыхивали забастовки, взлетали на воздух мосты, скатывались под откос поезда — Париж оказался отрезанным от страны. Овощи продавали тайком, в подворотнях, и за хлебом выстраивались длинные очереди. Норетта вернулась домой только к обеду. Запыхавшись, она вбежала в кухню:

— Мамочка!..

— Ну что, где салат?

— Мама, я слышала артиллерийскую стрельбу!

Мишель радостно подбросил в воздух книжку:

— Правда? Так, значит, наши уже на подступах! Ура!..

— Помолчи, Мишель, дай мне сказать! Знаешь, мама, немцы удирают! Бегут, бегут отовсюду! Я встретила мосье Планке: он видел, как они ехали по площади Оперы в машинах, груженных до самого верха. Такая длинная вереница машин — просто конца не видно! И мосье Планке сказал, что…

— Все это прекрасно! — весело перебила ее мать. — А все же, где салат?

Норетта всплеснула руками.

— Салат? Правда, мамочка, не знаю! Наверно, я его потеряла, выронила по дороге… Ой как жалко! Такой крупный, свежий салат!

— Норетта не виновата! — быстро проговорила Соланж.

Мать рассмеялась.

— Ну конечно! Ничего, в такой день все простительно!.. А ну, живо за стол!

Торопливо пообедав без салата, Мишель выскочил из дома. На углу улицы Одеон он встретил Бобена.

— И ты туда же? — спросил Бобен.

— Известно! «Рыцари» заслужили право первыми увидеть победу! Эх, жаль, Жоржа с нами нет!.. А ты слыхал пушку?

— Нет, но зато я слышал ночью пулеметную стрельбу! Уходя, немцы подложили бомбы в отель «Трианон»… Ну, знаешь, тот самый дворец, около нашей школы. Такой грохот был — представляешь, старик?.. А остальные фрицы здорово струхнули: думали, что на них напали! Я даже видел, как из окон валил дым! — гордо добавил Бобен. — Знаешь, когда живешь по соседству, все видно!

Мишеля охватила досада. И что это его родителям вздумалось поселиться на улице Четырех Ветров, где сроду не бывало никаких событий! Да, но зато у него есть Даниель! А Бобен никогда не видал Даниеля.

— Подумаешь, — небрежно сказал Мишель, — какой-то там дым! Я не то еще видал!

— А что?

— Не скажу! Это государственная тайна!

— Ну и помалкивай, раз так! И прибавь шагу! А не то немцы удерут без нас!

Мальчики как раз собирались пересечь бульвар, когда вдруг увидали солдат: они шли, растянувшись цепочкой, по обоим тротуарам. Немцы были в новых зеленых мундирах, с автоматами в руках.

Кругом невозмутимо сновали пешеходы, ехали велосипедисты. На террасах кафе сидели люди: они со злорадством наблюдали за немцами.

— Видишь того жирного фрица? — зашептал Бобен. — Ну и рожу он скорчил! Наверно, теперь хорошо понимает, что…

Он не договорил. Чей-то лающий голос проревел команду, и солдаты вдруг перешли на бег. Послышалась автоматная стрельба, застрекотали пулеметы. Посетители кафе разом вскочили на свои велосипеды. По улице, волоча за собой детей, заметались женщины.

— Ура! — закричал Мишель. — Началось! Эх, друг, ну и каникулы! Это тебе не у бабушки в деревне!

— Верно, — ответил Бобен, — только жаль, если нас убьют: тогда мы больше ничего не увидим.

Мальчики протиснулись в подъезд какой-то гостиницы. Там уже оказалось с десяток прохожих, и среди них папаша Лампьон.

— Эй вы! — сказал Лампьон. — Вы-то что здесь делаете, ребята? Сидели бы лучше дома!

— Да вы что! — возмутился Мишель. — Нам так все интересно!.. А ведь стреляли взаправду, да, мосье Лампьон? Это были настоящие пули?

— Ну конечно, настоящие, дурачок!

— Так я и знал! — упоенно воскликнул Мишель. — Веселая штука война — правда, мосье?

Папаша Лампьон покачал большой седой головой.

— Н-да, сынок. Если ты ищешь веселья, то, пожалуй, будешь доволен!

И правда, «веселья» было хоть отбавляй. На другой день немцы осадили префектуру, над которой развевался французский флаг. Здания Военного училища, палаты депутатов, сената были превращены в опорные пункты. Бойцы французских Внутренних сил строили первые баррикады. Народ Парижа, испивший полную чашу страданий и унижений, вступил в бой против немцев.

Улица Четырех Ветров волновалась. Жильцы больше не запирали своих дверей: им нравилось перекликаться друг с другом и делиться новостями — как верными, так и ложными. Сестры Минэ, вытряхнув из комода остатки белья, разорвали на куски лучшие простыни, и отважная мадемуазель Алиса отнесла самодельные бинты на пункт «скорой помощи» при Медицинском факультете. Мадам Кэлин зазывала к себе бойцов французских Внутренних сил и угощала их ячменным кофе в огромных кружках. При этом она на чем свет стоит поносила Гурров, которые боялись высунуть нос из своей квартиры, не решаясь даже выйти купить хлеба. Жан и папаша Лампьон с утра до вечера были на улице. Папаша Лампьон в самый первый день восстания торжественно извлек старый револьвер образца 1914 года, который он четыре года подряд прятал под полом в кухне.