Колетт Вивье - Дом на улице Четырех Ветров

Прошла минута. Минута, которая показалась ему вечностью. Немцы не стреляли. Мишель медленно открыл глаза. Чего они ждут? И почему они не связали ему руки, как описано во всех книжках? От напряжения он старался стоять совершенно прямо, у него кружилась голова. «Ну, чего же они стоят? — яростно подумал он. — Пусть стреляют, черт побери! С меня хватит!»

В ту же секунду ружейные дула опустились; четверо немцев громко загоготали, а солдат, который привел Мишеля, подошел к мальчику и указал пальцем на крыльцо.

— Ach! — крикнул солдат. — Маленький француз… Уходить! Быстро!

Мишель медленно отошел от стены. В глазах у него потемнело, и он, как слепой, ощупью поднялся по ступенькам наверх. Ноги под ним подкашивались; его шатало из стороны в сторону. Но когда он прошел весь длинный коридор здания и, миновав парадное, очутился на улице, когда он наконец понял, что свободен, он вдруг задрожал всем телом и разрыдался как ребенок, всхлипывая и заливаясь слезами. «Мама, — зашептал он, — мамочка…» Он вдруг ощутил отчаянное желание поскорее увидеть мать, забраться к ней на колени и спрятать голову на ее груди. Но его ждет Даниель… Он вытер слезы, взглянул на плюшевого медвежонка и побежал к вокзалу.

Парижский поезд, почти совсем пустой, уже отходил от платформы. Мишель вскочил в один из вагонов и сел на скамейку в углу. Какая мягкая скамейка! Как славно идет поезд! Какие милые люди в нем едут! Все вокруг казалось ему прекрасным. Он увидел из окна садик, где маленькая девочка прыгала через веревочку. И ему захотелось с ней подружиться и поиграть.

Вдруг он похолодел от неожиданной мысли: а что, если лысый послал за ним вдогонку шпика, чтобы узнать, куда он пойдет? Он стал боязливо приглядываться к пассажирам. Толстый господин; молодой человек в сером плаще; одна дама в голубом костюме, другая — в черном. Толстый господин как будто настойчиво за ним следит… Да, да, точно: он не сводит с него глаз… Мишель удрученно отвел взгляд. Он вообразил, что спасся, а вот теперь все началось сначала.

Утомленный всем пережитым, он поначалу не мог сообразить, что ему теперь делать. Одно желание было у него: сидеть на этом мягком диванчике, не уходить из поезда. Но Даниель… Даниель… Он должен прийти на свидание с Даниелем до шести часов, а для этого надо сначала улизнуть от толстого господина. Мишель заставил себя обдумать положение и постепенно, ценой огромного напряжения воли, разработал план бегства.

Поезд уже подходил к Люксембургскому вокзалу. Мишель вышел из вокзала, пересек площадь Медичи, ни разу не позволив себе обернуться, и, только ступив на тротуар, осторожно оглянулся. Толстого господина не было и в помине, но за ним шел по пятам молодой человек в сером плаще. Тот ли, этот — не все ли равно, надо действовать. Мальчик чувствовал такую усталость, что больше всего ему хотелось пойти к себе домой. Честное слово, у него не было больше сил!

И все же он собрался с духом и торопливо зашагал к своей школе, на улицу Вожирар. Там он позвонил в парадное и объяснил привратнику, что вчера позабыл в парте задачник, а теперь он ему понадобился для домашних уроков. Он поднялся в свой класс и там, не шелохнувшись, просидел минут десять, не отрывая глаз от часов. Он решил, что подождет до пяти. Когда пробило пять, Мишель спустился вниз, торопливо пересек школьный двор и выскользнул в дверь с черного хода, которая выходила на другую улицу. На этот раз он вроде отделался от человека в сером! Сердце бешено колотилось, но больше всего ему сейчас хотелось, по примеру Жана, спеть «Марсельезу». И все же, добравшись до метро, он снова растерялся. Сколько здесь людей! Сейчас он очутится в этой гуще, и сотни глаз будут за ним следить! Нет, уж лучше пройти весь путь пешком! И он помчался к Сене, с пылающей головой, весь дрожа, не решаясь ни на кого взглянуть. Вот мост Карусель… Вот авеню Опера́… Вот Римская улица… Половина шестого… сорок минут… без пятнадцати шесть… Только бы не опоздать! На углу улицы Бурсо его вдруг охватила слабость, все вокруг закружилось. Однако Мишель неуклонно продолжал свой путь и, шатаясь и еле волоча ноги, наконец добрался до кафе. Он был так бледен, что, увидев его, Даниель встревожился.

— Ну и вид у тебя? Что случилось? Я уж думал, ты не придешь!

— Я… я… — пробормотал Мишель.

Он чувствовал, что сейчас разрыдается, если только разожмет рот, и лишь поднял на Даниеля взгляд, в который вложил все, что не мог выразить словами. Даниель пододвинул ему рюмку, стоявшую на столе и наполненную до половины.