Галина Демыкина - Ч. Ю.

Виктор оглядывается, оценивая обстановку: несколько человек слушают Алика; кто-то еще рассматривает картины и рисунки, сваленные на столе; с дивана несется довольно мелодичное гудение. Запели. Здесь любят петь.

Виктор, стараясь остаться незамеченным, выходит из комнаты, потом — из квартиры. Последнее, что он видит: Миша Романов повязал на шею чей-то пестрый платок, прошелся мимо девчонок, заломив руки к затылку:

А девочки и рады, подхватили:

Даже на улице слышно. Этому Романову только завестись!

А вот, видно, к хрипучему Жениному магнитофону подключили микрофон, и тот же Миша, прервав пение, официальным голосом кричит:

— Гражданка в джинсах! Не туда поехали. Фальшивите. Держитесь правой стороны. Все держитесь правой стороны!

Полная иллюзия милицейской машины с громкоговорителем.

Виктор, стоя на противоположном тротуаре, возле телефонной будки, точно посторонний заглядывает в знакомое окно, как в тепло подсвеченный аквариум. Вот Лида тряхнула прямыми белыми волосами — она разговаривает с Женей возле запотевшего от чая окна. Проплыла Даша. Только бы не ушла! Еще немного подожди, Даша! Сейчас будет веселей!

Виктор входит в телефонную будку, набирает номер и сквозь стекло внимательно следит за всем, что происходит у Масальского. Уши его ловят чуть слышное:

Ага! Вот Женя Масальский отбегает от окна. За окном движение теней. Это потому, что в жужжание разговоров и крикливое пение врезается телефонный звонок. Женя хватает трубку:

— Что? Что? Не слышу! — прикрывает трубку ладонью. — Тише, тише вы, это из милиции. — И тому, кто на проводе: — Нет, товарищ Воробьев, довольно тихо. Соседи? Опять снизу? Нет, вина нет. В чайнике?

Все пораженно притихают. Несправедливость обескураживает. Женин голос начинает дрожать:

— Зачем же эти наговоры? Зайдите и посмотрите. Какие новые девушки? Кто их зазвал… Ах, это ты, Витька?! Ну, гад! Ну, приди только!

Все облегченно вздыхают. Потом смеются. А когда раздается звонок у двери, Миша кричит:

— Это Витька! Прячьтесь кто куда. Тихо!

Женя Масальский идет открывать. А Виктор там, за дверью, заговорщицки:

— Я принес корм для канарейки.

Женя подхватывает игру:

— Канарейка сдохла.

— Ваша тетя просила вам кланяться.

— Какая тетя?

— Из Крыжополя.

— Войдите! — Женя открывает дверь, Виктор пулей влетает в комнату и останавливается, пораженный: пусто.

Потом замечает: из-под пальто торчит чья-то нога в старой туфле, оконная занавеска вздрагивает от чьего-то смеха.

— Ага! Засада! — кричит Виктор, быстро задувает свечи, вскакивает на подоконник, будто хочет выпрыгнуть, его хватают за ноги…

Теперь Виктор в своей стихии! Он ли не умеет сделать так, чтоб было весело! Да нет, здесь не просто веселье: это одновременно и пародия на множество похожих фильмов, и демонстрация собственной ловкости, и свалка. Ребята тоже рады поразмяться: поустали от серьезных разговоров.

Женя зажигает свет: он боится за картины.

— Ну хватит, хватит. Сколько вам от роду лет?!

Конечно, он постарше, Женя. Поскучней. Но раз Он говорит, значит, все. Виктор поднимается с пола, расшаркиваясь и кланяясь, помогает отряхнуться Алику. Алик, мол, гость, ему и почет особый.

Даша, выбравшись из-под вороха пальто, поправляет красиво растрепавшиеся волосы и домовито начинает подбирать черепки от глиняных кружек, которые, разумеется, полетели с подоконника. Длинноносая Нина помогает ей.

— Где Витька, там всегда что-нибудь эдакое! — качает она головой. И смеется. — В тот раз таракана в спичечном коробке принес. Одна девочка попросила спички, он кинул ей, она открывает… Ох, писку было!

Пальто с дивана постепенно исчезают. Голоса слышны уже на лестнице, потом во дворе.

Виктор галантно подает Даше пальто. Предварительно он выворачивает один рукав. Даша долго не попадает, смущается. Потом все улаживается (то есть Виктор говорит: «Ах, вот он, оказывается, где, рукав!), и они выходят на весеннюю ночную улицу.

— Ну, как тебе? — спрашивает Виктор.

— Ты заметил насчет Лиды? (Они теперь запросто могут говорить друг другу «ты»).

— Это еще не факт, — отвечает Виктор. — Женька любит осваивать новое. Но ты не жалеешь, что пошла?