Романов. С его дьявольским самолюбием. И оказаться в унижении ни с того ни с сего. Да еще при Даше! Такого не прощают.
Даша? Любовь? Какая такая любовь! Разве она бывает, если можно вот так: «Я позвоню. Мы позвоним…» Ведь вместе придумывали. И за институт не осуждает: «Не теряй Ч. Ю». А вдруг она позвонит? Да он бы… он бы…
В комнате совсем темно. Вечер. Может, ночь? Разве так поздно зовут в гости? Виктор все равно не пойдет. Но если бы вдруг… Да нет, он не ждет. Что об этом…
Звонит телефон. Виктор хватает трубку.
— Але! Это ты, мама? — Голос его заметно падает. — Да, ма, все хорошо. Угу. Пока.
Нет, если Даша такая — пусть не звонит. Даша, Даша, Даша… Самая красивая, праздник, чудо! Пусть не звонит, ему и не надо! Пусть бы Женя, Лида. Обругали бы его. Да, да, он не стал бы оправдываться. Или кто-нибудь взрослый, даже чужой. Подошел бы: «Напутал ты, брат. Сделай теперь так вот и этак, трудно будет, но ты сделай. А потом ложись спать-почивать, утро вечера мудренее».
Неужели никто никогда не подойдет к нему с добротой, не положит теплую руку на голову…
И в отчаянии, в тоске, в смятении, сродни которому угрызения совести, Виктор уткнулся лицом в ладони:
— Отец! Папка! Папа!
Зазвонил телефон. Виктор не спешил взять трубку. Он знал, кто это.
— Але. Мамы нет.
Там помолчали, будто хотели спросить. Или слушали его прерывистое дыхание.
И вдруг Виктор спохватился. Им овладело знакомое чувство, похожее на вдохновение.
— Василий Иваныч! — Он задохнулся, боясь упустить. — Василь Иваныч! Я все знаю. Спасибо вам.
— О, что за разговор…
— Я знаю, как вам было трудно.
— Перестань!
— Я очень, очень благодарен.
— Ты не выпил, часом? Где мама?
— Мамы нет. Я тоже один, Василь Иваныч. Я вам хочу сказать… Я сперва смеялся. Нет, не то. Я хочу сказать: к вам в институт не приняли моего товарища, а он… он настоящий врач…
— Мне твоя мама говорила об этом парне. Я и сам его заметил. Но это не в моих силах.
— Василь Иваныч, я знаю, как мама хотела, чтоб я учился. Ей трудно было просить, Василь Иваныч, но если его вместо меня?
— Что?
— Если я заберу документы?
— Как знаешь, — быстро и сухо проговорили на том конце провода (какой-то даже голос другой!). — Твой друг не принят. А ты как знаешь. Не маленький. Должна у тебя быть хоть капля здравого смысла.
— Раньше мне говорили про чувство юмора, — начал было Виктор, но его перебили:
— Учти, другой такой возможности не представится.
— Это был мой единственный шанс, да?
— Пожалуй, да. Подумай.
— Я подумаю.
Там опустили трубку на рычаг.
Ему предлагали подумать. Это было категорично выраженное, но вполне конкретное предложение.
Стихи Льва Рубинштейна
Стихи Льва Рубинштейна