Галина Демыкина: Ч. Ю.

Миша Романов позвонил у дверей. Когда Виктор и Даша открыли, сказал смущенно (он теперь, по определению Виктора, «велик, но скромен»):

— У меня здесь… — и без перехода к тем, кто стоял за спиной: — Входите, милостивые государи. Мы званы.

Государей было четверо, и один из них совершенно взрослого вида.

Виктор и Даша у дверей склонились в хорошо отрепетированном поклоне. Ах, как они веселились во время приготовлений! Романов, приняв игру, гордо прошествовал по коридору, «милостивые государи» протопали следом. Но тут опять позвонили — это явилась Лида.

— Лида! А где Алик?

— Пошел в институт узнавать. Он придет.

Снова звонок — Женя с двумя девицами.

Пока все не собрались, Виктор не приглашал в свою комнату, сидели в маминой. Зато теперь — пожалуйста. Дверь отворилась.

На вошедших смотрели со стены, почти с потолка, два десятка грустных близнецов. Били в глаза стрелы с обложек, раскрытые страницы звали поглядеть

— Люблю хорошего родительного падежа, — сказал Миша.

Он не смеялся. Скорей бодрился, что ли. «Государи» были ошеломлены изобилием печатной продукции.

— Выразительная у тебя все-таки личность, — сказал кто-то из них Мише, глядя на фотографии.

— Романов, неужели все это написал ты?

Миша Романов стоял посреди комнаты, недоуменно смотрел в окно, будто что-то обдумывал. Может, искал позицию? Он не отвечал, и голоса начали звучать все глуше.

Женя Масальский — ведь он всегда знает, как быть! — подчеркнуто-серьезно взял с тарелки книгу, разложенную блином, расправил и начал читать. Читал внимательно, долго. Девицы тоже взяли по книге. И Лида. Начался, так сказать, литературный обед. Стало тихо. Незнакомые молодые люди вынули книги из кастрюли (прямо руками!). Вот и они углубились. Было что-то невесело. Может, из-за стихов — они ведь не были веселыми. Миша все стоял посреди комнаты. Ни резких движений, ни этого заносчивого взгляда. Он был растерян, вот чудо!

И тут снова позвонили у дверей. Открыла Лида. В комнату вбежал Алик. Он не увидел книг. Он не увидел Жени, Миши, новых людей. Он ринулся к Виктору:

— Поздравляю, старик! — и пожал обеими руками его руку. — Очень рад за тебя.

— С чем?

— С поступлением. Ты — в списке принятых.

Алик был бледный, совсем нескладный. Волосы слиплись и стояли дыбом. На лбу и верхней губе блестел пот.

— Ну, Алик, Алька! — затеребила его Лида. — А ты? Что у тебя?

— Меня нет! — сказал Алик. И вдруг голос его завибрировал, а толстые губы вылепили улыбку. — Я пошел, ребята, я ведь на минутку.

И вылетел из комнаты.

— Странно, — сказала куда-то в сторону Лида, — он набрал столько же очков, сколько Виктор. Да еще с рабочим стажем, производственник. Непонятно.

— Что ты хочешь сказать? — обиделась за Виктора Даша.

— Мне просто это кажется странным. А тебе, Виктор?

Она глядела в упор.

Виктор смутился. Пожал плечами:

— Я бы на их месте выбрал не меня.

— Я бы тоже. — Лида вроде бы усмехнулась, может, даже хотела смягчить резкость, но, видно, очень расстроилась за Алика и не смогла.

— Я пойду, — сказала она очень тихо. — Ты как, Женя? — И шагнула к двери.

Женя все так же сосредоточенно отложил книгу и подошел к Романову:

— Ну что, старик?

— Да, да, — ответил тот, как в тумане. — Я догоню. Идите.

Ни с кем не прощаясь, Женя, а за ним и девицы покинули комнату.

Все шло не так, как хотелось. Неужели все они лишены Ч. Ю.? Но ведь раньше оно было! А Даша? Как она смеялась, когда развешивали и раскладывали книги, искали отрывки из стихов, чтобы Виктор, спрятавшись за штору, произнес оттуда стиховые монологи Романова, чуть утрируя авторскую манеру чтения. У него это здорово получалось!

Пусть бы уж скорее уходил этот Романов. Чего он все молчит. Не нравится — выругался бы, он ли не умеет отбрить!

Но Миша все стоял посреди комнаты, глядел на книги — кажется, даже считал их! — и молчал тяжело и напряженно, будто пробивался к какой-то мысли. Потом двинулся к выходу. Друзья — следом.

— Книги берите! — попросил Виктор. — Это для всех. — Ему казалось, что он кричит, а голос его едва шелестел в этой густой тишине.

— Да, пожалуй, — резко повернулся Миша, и его сухие узкие пальцы (такие же, как у его матери) неожиданно скомкали страницу. Потом он начал совать книги в свой потрепанный портфель. Книги мялись, не лезли, и он поставил портфель на пол.

— Берите, ребята! — умолял Виктор. — В магазинах ведь нет!