Галина Демыкина - Мой Капитан

В доме живут так: Нина Игоревна, деревянная сова, Муж-и-Повелитель по имени Лёка, и Седьмая Вода на Киселе. Её никогда не видно и зовут дядя Боря.

А теперь живёт ещё мальчик Петя. Мама уехала на целый месяц и оставила Петю Нине Игоревне. Нина Игоревна ему не бабушка, потому что она маме не мама, а мачеха.

Нина Игоревна, как встаёт, сразу говорит:

— Муж-и-Повелитель, ты опять плохо кухню подмёл!

А если заметит, что дядя Боря вчера вечером не снял у порога ботинки (там, в коридоре, для всех стоят разные тапочки), она ворчит про себя, но всё же громко:

— Явился — не запылился! — А потом ещё немного громче: — Седьмая вода на киселе, а пол затаптывает!

Петя очень любит кисель. Особенно если в него налить молока или положить мороженое. Ещё он любит посидеть немного один.

Когда к Нине Игоревне приходят гости, она сразу подводит к ним Петю и говорит:

— Это тот самый мальчик, про которого я вам рассказывала. Неудачный ребёнок. Вялый. И неряха. Уши грязные, ногти чёрные. Я бы хотела, чтобы он вам понравился.

За домом у Нины Игоревны стоят колышки, и там за колышками — сад. Сначала грядки с клубникой, а потом деревья — яблони. На них издалека ничего не видно. И ещё деревья — сливы. Там вдоль веток как будто маленькие чёрные птички сидят. Но это не птицы, так издалека только кажется, это сливы.

— Видишь, какой хороший сад? — сказала в первый день Нина Игоревна. — Яблоки антоновские, клубника «виктория». Кто сюда войдёт, тому попадёт.

Это просто диво, как Нина Игоревна умеет складно говорить!

— А как попадёт? — спросил Петя.

— Тебя мама-то как учила? Ремешком? Пете такой разговор не понравился.

— Меня мама через верёвочку прыгать учила, — сказал он.

Они с мамой и вперегонки бегали и из игрушечного лука стреляли. Но про это незачем рассказывать.

— Верёвочка — не ремень, — вздохнула Нина Игоревна. — Но тоже можно.

В первый вечер Петя долго не засыпал. Нина Игоревна задёрнула на окне занавеску и сказала:

— Спи. А то слетит со стены сова и клюнет тебя клювом.

Петя стал глядеть на эту деревянную сову. А сова глядела на Петю. И глаза у неё светились, как у кошки.

Петя забеспокоился: это очень неприятно, если сова слетит со стены и клюнет тебя клювом.

Он подумал, что лучше уж вылезти из-под одеяла и босиком добежать до этой совы и забросить её за шкаф.

И Петя так и сделал: высунул ноги из-под тёплого одеяла, потом отбросил одеяло совсем, спрыгнул с кровати и побежал по холодному полу.

Сова глядела и не слетала. Тогда Петя снял её с гвоздика и повернул к себе другой стороной. И вот уже сова не глядела. Там, с другой стороны, у совы ничего не было, только колечко для гвоздика. Петя очень просто засунул её за шкаф. Она там громыхнула, и Петя поскорей побежал обратно, тем более что ноги замёрзли на полу. И укрылся с головой одеялом.

А что там, за шкафом, делает сова — это неизвестно. И так даже хуже. Потому что если бы её совсем не было, а то ведь она всё равно есть. Надо было открыть окно, выбросить её и опять закрыть.

Петя стянул с головы одеяло. За окном стало почти темно и открывать его не очень хотелось.

Пол был теперь не такой холодный, потому что Петя согрелся под одеялом.

И Петя быстро добежал до шкафа.

Он сунул руку за шкаф.

Совы там не было.

Как же так?

Он ещё пошарил вдоль стенки. Не было.

Он уже почти вынул руку из-за шкафа, как вдруг наткнулся на что-то холодное. Петя даже подскочил. Потом сообразил: это же совиный глаз! Стеклянный, не настоящий.

Петя вытащил сову. Она была игрушечная, плоская, а на крыльях дерево занозистое. Пете не захотелось её выбрасывать. Сову лучше приручить, вот что. Там, где он вылез из-под одеяла, около подушки, был как будто вход в пещеру. Петя залез в него.

Внутри ещё осталось тепло. Петя свернулся калачиком и положил около себя сову. Она опять глядела. Глаза у неё блестели, как у кошки. Петя сказал ей:

— Совушка-сова, ты не дерись.

И ещё сказал:

— Совушка-сова, я с тобой буду дружить, а ты со мной. Согласна?

И Сова согласилась.

Но тут открылась дверь, и вошла Нина Игоревна.