Ася сбрасывает халат, припудривает нос в коридоре перед зеркалом, накидывает пальто. В это время у двери звонят.
— О, вы уже готовы, Ася! — Низкий ласковый голос восторженно вздрагивает.
— Да, побежали. Впрочем, может быть, чаю?
— Спасибо, не хочу.
Дверь захлопывается.
— Во втюрился! — выкликает Виктор. — Мам, а почему он не женится?
— Не знаю.
— А я знаю. Не решается предложить. Ой, дивное диво. Профессор, да? Голова, да? Мам, профессора любят дурочек, верно? Я тоже женюсь на идиотке.
— Для этого тебе еще надо стать профессором.
— Но игра стоит свеч, верно?
— Особенно перед выпускными экзаменами, — замечает мама.
— Ах, да, мам, тут есть над чем подумать.
Она что-то сердится. Виктор этого ужасно не любит.
— Мам, ну чего ты?
— Ты мне мало нравишься, Витя.
Ну, раз «Витя» — не Витька, не Виктор, а Витя — значит, дело плохо. Срочно надо действовать.
— Мам, дай осознать. Мама, это из-за Аськи?
— Не только. Ты совсем не занимаешься. Не усаживать же мне тебя силой, ты теперь взрослый.
Виктор ничего не может с собой поделать. Он должен, должен быть сейчас серьезным, но ему весело.
— Мам, я исправлюсь. Мам, зато я хозяйственный. Я тебе картошки купил.
— Не мне, а всем.
— Вот я и говорю: я всем картошки купил. А тебе пирожок испек.
— Не паясничай.
— Не веришь? — В голосе Виктора искренняя обида. — Неужели не веришь? Ну, протяни руку, открой духовку. Ага! Видишь! Подогреть чайник? Выпьем чайку. Мы с тобой сто лет не общались.
Мама глядит поласковей. Она любит, когда он, Виктор, «домашний». Прежде они вместе пекли пироги для папы — может, ей вспомнилось то время?! Во всяком случае, теперь он ей не так мало нравится. Зря это она говорит, что шарм (хм, «шарм»; лучше сказать — обаяние) не качество. Очень даже качество.
Виктор поспешно режет пирожок, поскольку на нем поверх крема выложено тестом предательское «Н» (о господи, эта Аськина самодеятельность!). Хорошо еще, что мама отстраненно смотрит в окно, не замечает. Виктор заглядывает маме в глаза:
— Ты, мам, совсем меня запустила, вот я и расту вкривь и вкось, как неухоженное деревце.
Мама наконец улыбается:
— Хватит, хватит болтать, деревце!
Виктор заваривает чай. А что до пирожка, то они оба чрезвычайно любят тесто. Виктору уютно здесь без Аси. И мама вроде бы потеплела, отошла. Сидеть бы и сидеть вот так. Если бы сегодня не пятница. Если бы не уже четыре часа, а в пять — свидание с девочками. Он подходит, чмокает маму в жесткие, пахнущие шампунем волосы.
— Неохота, а надо, — говорит он.
— Долг превыше всего, — насмешливо отвечает мама.
И Виктор замечает вдруг, что она не ставит его в положение, когда надо врать. Давно уже не задает лишних вопросов.
— Мама, — говорит он, — на тебе никогда не женится профессор.
— Это к разговору о дурочках? — улыбается мама. — Ну, спасибо. От семнадцатилетнего оболтуса это уже кое-что.
Виктор выбегает на улицу, спешит, обгоняет.
— Простите… Разрешите, пожалуйста… Дайте пройти…
Вдруг девочки не придут? Он даже не сообразил спросить у них номер телефона. Действительно, оболтус. Ух! Обошлось: Даша ждет у стеклянного кабачка. Одна. Ура!
***
А что такое пятницы Евгения Масальского?
Разноголосый гомон, слышный еще в коридоре; синяя от сигаретного дыма комната; пальто, в беспорядке сваленные на диване. Вместо лампы свечи, обычные белые, вставленные в стеклянные банки из-под майонеза: свечи не пижонство, а для дела — они призваны поглощать дым и скоро поглотят, вот увидите.
Виктор (он сам бы затруднился сказать — почему) всегда с беспокойством разглядывает собравшихся, особенно новеньких. Здесь что-то от боязни сдать позиции, оказаться частью серой массы. Кто знает, что за интеллекты появятся?
А сегодня он встревожен больше обычного. Имя этой тревоги — Даша: понравится ли Даше? Может, она из другого теста?! Может, ей не нужны картины и стихи?
Да, а где же картины? Они составлены у стены, спиной к посетителям. Разве хозяин не рвется их показать? Нет, — это Виктор знает, — не рвется. Хозяин сидит на краешке все того же дивана и разговаривает с высоким толстогубым парнем (какой-то новый тип!). Оба серьезны и заметно заинтересованы. Виктор останавливается, придерживает Дашу: о чем они?
— Вот если бы вы писали картину… ну… тревожную, предостерегающую… — на низких шмелиных нотах бубнит губастый.
— Есть у меня и такие, — мягко отвечает Женя.
— Тогда скажите, какие цвета там преобладают?
Читать дальше