Владимир Добряков - Одиннадцать бестолковых

Кроме того, Сабина сказала, что написала Серегиному отцу какое-то письмо. Ладно, письмо так письмо, тоже пригодится. Ну, Андрюшка есть Андрюшка! Выдумал же — на дверях Серегиной квартиры каждый день вывешивать плакат: «Здесь живет пьяница!» Чудак Андрюшка!

И еще Валя-толстенькая должна подойти. Опять опаздывает. Она обещала узнать у своего отца, как на стройке дела с тем пьяницей, которого обсуждали на собрании. Ну и самое главное: надо посоветоваться с Серегой. Он-то наверняка подскажет что-нибудь дельное.

Ребята тесной кучкой стояли в дальнем углу школьного двора. До начала занятий оставалось минут двадцать. К школе уже понемногу подтягивались ученики. Вон и Лерчик Пуговкин из первого звена показался. Сюда зачем-то идет. Андрюшка сразу заметил его.

— Атас! — предупредил он ребят и крикнул приближавшемуся к ним Лерчику: — Ну чего, чего надо? Пачек захотел? Поворачивай обратно! Не видишь — совещание у нас.

Конечно, можно было бы и не дразнить Пуговкина, но Андрюшке вдруг до смерти захотелось показать этому задаваке, что и они не лыком шиты. А то надоело: первое звено! Первое звено!

И маневр удался. Услышав такие слова, Лерчик будто о камень споткнулся. Улыбнулся через силу:

— Эх, добры молодцы, уж и поздороваться нельзя!

— Почему нельзя, — сказал за всех Мишка. — Здравствуй, привет, салям и до свидания!

А Лешка добавил:

— Отчаливай, капитан! Лево руля!

— Пожа-а-алуйста! — каким-то сдавленным петушиным голосом пропел звеньевой первого звена. — Тоже мне, заговорщики! — Лерчик подкинул вверх портфель, ловко поймал его за ручку и независимой походкой, насвистывая, зашагал от них прочь.

Только напрасно он притворялся: каждому было ясно, что Пуговкин сгорает от любопытства.

Не успел скрыться Пуговкин — семенит толстушка. Как всегда, запыхавшаяся, красная.

— Опоздала, да? Здравствуйте! А я так спешила, так спешила…

— Поделиться хорошей идеей? — весело спросил Борька.

Валя растерянно вытаращила круглые глаза.

— Я думала. Да. Все утро думала. Честное слово. И вчера вечером думала…

— И…

— И ничего не придумала, — печально вздохнула Валя-толстенькая. — И у папы на работе ничего не получается. Они того пьяницу ругают-ругают, два раза обсуждали на собрании. Он обещает, клянется, а все равно пьет и прогуливает. Теперь совсем не знают, что с ним делать. Наверно, со стройки выгонят.

После такого рассказа все как-то растерялись: если у взрослых не получается, то что они могут?

— И все-таки мы должны помочь Сереже, — нарушила молчание Сабина.

— Обсуждения, уговоры! — презрительно фыркнул Андрюшка. — Говорю, плакаты — это сила! Пяток таких ударов — и будет лежать в нокдауне. Точно!

— А в фельетоне пропечатать, скажешь, плохо! — воскликнул Мишка.

— Не падать духом! — заключил Борька. — Повоюем! — Он посмотрел на окна их класса, за которыми уже мелькали фигурки ребят, и сказал: — Может, Серега уже пришел? Сейчас расспросим его.

И Сабина посмотрела на окна класса.

— Представляю его состояние, — задумчиво и с тревогой проговорила она. — Ужасно!.. Я бы на ею месте, наверное, не пришла в школу.

Димка быстро взглянул на Сабину и покраснел. И она в ту минуту оглянулась на него.

— Ты больше не заходил к Сереже?

Димка смутился еще сильнее, хотя прекрасно понимал, что смущаться ему сейчас никак нельзя.

— Нет… — с трудом выдавил он. И тут же подумал: «Эх, дурак! Лучше бы сказать, что заходил и видел его большущий синяк. С таким, мол, синяком в школу не сунешься…» Да, это обязательно „надо сказать.

— А может, он сегодня и не придет. — Димка ни на кого не смотрел, просто не хватало смелости поднять глаза. — Все же синяк…

— Чепуха! — отмахнулся Андрюшка. — Будто ему первый раз с синяками приходить.

— Надо как-то по-особенному встретить его, — сказала Сабина. — Понимаете, ему очень тяжело.

— Это мы можем! — тряхнул вихрастой головой Мишка. — Проявим чуткость. Верно, Леш?

— Я подарю ему свою авторучку.

— С ума спятили! — На худом интеллигентном лице Профессора застыла презрительная гримаса. — Глупейшая политика! Никакой чуткости проявлять не надо. Это только сильнее будет колоть его. Неужели не понимаете? Надо относиться к нему как всегда. Будто ничего особенного не произошло.

— Ты неправ, — возразила Сабина. — Наше внимание и чуткость не должны обидеть его.

— Глупости! Разве ты не читала, что жалость унижает человека?

— Жалость, но не чуткость…