— Не сама выстраивается. Мы все, в общем, строим.
— Конечно, не сама. А может, и сама…
— Ты считаешь, что началось с собрания?
— Именно. Как говорится: поворотный пункт.
— Люба, но почему, собственно, ты выступила так? Я не ожидала.
— Думаешь, я ожидала! Во-первых, он на тебя несправедливо попер. А во-вторых, злая на него была… Нет, это во-первых. Точно, это главное — от злости.
— Из-за чего же ты злилась?
— Откровенно?.. Олег нравился мне. Я и на лыжах в парк побежала из-за него. Думала: тоже пойдет. И вечеринку дома устроила ради него. А он… больше на тебя смотрел… Если он вообще может на кого-то смотреть и кого-то видеть, кроме собственной персоны. — Люба взглянула на подругу и спросила: — Тебе, наверное, обидно слышать это?.. Конечно, должно быть обидно: выступала не для того, чтобы защитить товарища, а сводила личные счеты… Но что делать, ведь было так. Было… Такая вот я, — вздохнула Люба. — Ты вообще, Таня, слишком хорошо обо мне думаешь. Правда, я ведь скверная. Помнишь, сказала, что отнесла двоюродной сестре ее старые тетрадки с сочинениями? Правильно: завернула, перевязала веревочкой, а тетрадки до сих пор у меня дома лежат.
Удивилась Таня и, подумав, спросила:
— Люба, ну, а почему ты так… откровенно все?
— Если бы я знала! Вот ты спросила, а я и не знаю, что ответить… Хотя нет, знаю, мне, пожалуй, легче от этого. Призналась, и легче стало. У тебя так бывает?
— Наверно…
— А может, я такая беспринципная? Это плохо, да?
— Ой, Люба, что я, судья? Будто легко ответить. Конечно, беспринципность — не лучшее украшение человека. А вот можно ли тебя назвать беспринципной… не знаю… Люба, мы, наверное, ничего еще не знаем.
— Что ж, естественно, всего пятнадцать лет.
— Нет, — вздохнула Таня, — уже пятнадцать. Надо знать.
История повторяется.
Только в этот раз они разговаривали не в коридоре, а в буфете на втором этаже. И настроение у Наташи Белкиной было не такое боевое, как весной.
— Нет, — вяло проговорила Наташа, катая в блюдце хлебную крошку. — Пойми, не хочу я неприятностей на свою голову. И на твою, кстати, тоже. Ну зачем тебе этот фотокружок? Были у нас кружки — модельный, общество филателистов. И что? Распались. И будто один Курочкин снимает. У нас в классе ребята тоже фотографируют.
— Тем более, — сказала Таня. — А если думать, что ничего не получится да распадутся, — так это легче всего. Только правильно разве? Я считаю, надо сделать опрос в классах, выявить, кто интересуется фотографией. Ну, объясни, чем не полезное дело? Ребята же хотят заниматься.
— Вечно у тебя какие-то идеи, Березкина! — Побледневшие к осени рыжие веснушки Наташи, казалось, уныло и навечно застыли на ее пухлых щеках. — Не хочешь о подготовке значкистов ГТО — напиши о летней школьной практике. Вечная проблема.
— Какая же вечная — почти половина октября. И во всех стенгазетах об этом уже было… Нет, я на своем стою… Впрочем, чтобы ты не переживала, схожу к директору. Надо и с помещением решать, и вообще…
— Правильно! — оживилась Наташа. — Как он скажет, так и будет. Я же не против. А по радио выступать с этим… Понимаешь, не подготовлен вопрос. Верно?
— Да верно, недопечен, — устало согласилась Таня. — Но ведь я про саму идею…
— А идея хорошая, — кивнула ответственная за выпуск радиогазеты. — Директор, я думаю, одобрит.
Вопрос Таня «допекла». Нашла еще несколько ребят, которые, кто как умел, занимались фотографией, и, встретив в коридоре директора школы, попросила уделить ей пару минут.
— Пожалуйста, хоть сейчас.
В своем кабинете Юрий Юрьевич, в отличие от того, как принимал ее в первый раз, любезно предложил Тане стул, сдвинул в сторону литую, простого стекла вазу с цветами, чтобы лучше видеть собеседника, и сказал:
— Слушаю тебя, Таня.
Она стала рассказывать о школьных фотолюбителях, что для них было бы полезно создать в школе специальный кружок, потому что фотодело вещь не простая, нужен совет знающего человека…
Директор, чуть-чуть улыбаясь, внимательно слушал, не перебивал, не задавал вопросов.
Его улыбка как-то озадачивала Березкину, она не могла понять, одобряет Юрий Юрьевич то, что она предлагает, или, наоборот, не хочет серьезно отнестись к ее словам. Чтобы убедить его, привела в пример ученика их класса Курочкина. У него хороший новый аппарат, и отец его немного снимает, Курочкину даже комсомольское поручение дали, чтобы фиксировал интересные события для школьной летописи, а он стал проявлять пленку и все испортил. А какие замечательные кадры были. Мечтали выставку в классе устроить.
Читать дальше