Владимир Добряков - Две строки до востребования

Похоже было, что квартирант и в самом деле решил не ложиться спать, пока не дочитает роман. Гринька заснул поздно, около одиннадцати, а на кухне все горел свет…

Но утром, когда он проснулся и, потягиваясь, вышел из-за ширмы, то увидел, что усатый уже поднялся. Только какой же он усатый? Вчера были усы у него черные, подковыкой, а сейчас на губах — чисто, ни волоска. Будто другой человек. Уложив в коробочку, бритву, постоялец: сказал:

— Здорово, хозяин! — И посмотрел на себя в зеркальце. — Вроде красивше стал… А спать ты силен! — с усмешкой покосился на Гриньку. — Я заправиться успел, красоту навел, а ты знай жмуря давишь. Опухнешь… Книженцию твою дочитал. Сильная штука. За нее спасибо… Вот так, хозяин, отчаливаю.

Парень спрятал коробочку с бритвой в портфель. Туда же положил и серый пиджак, в котором пришел три дня назад.

— Теперь рассчитаться надо. Как положено. Верно говорю?

Гринька пожал плечами. Конечно, продукты квартирант слопал. Но рассчитываться… Уходил бы скорей, и то хорошо.

— Проживание… — сказал парень. — Доволен. Хата отдельная, с удобствами. По рупь семьдесят, как в гостинице. Это пять со звоном. Харч. Кинем десятку. Всего — пятнадцать. — Он достал из кармана деньги. — Не обижен?

— Что вы! — опешил Гринька. — Зачем столько?

— Бери, пока дают! — Парень поднялся из-за стола и взял портфель. — Услуга за услугу. И помни: я здесь не был, меня ты не видел. Усек?

— Ясно. — Гринька хотел помочь открыть дверь и выйти на площадку, вызвать наверх лифт, но парень, имени которого он так и не узнал, от двери его отстранил.

— Я сам. — И тихо вышел.

Гринька вернулся к столу, с удивлением, словно не веря, посмотрел на деньги. Быть хозяином такой суммы ему никогда еще не доводилось. Ну и Чумакова! Как в воду глядела. Хоть и правда пуд мороженого ей покупай!

Ради смеха Гринька принялся подсчитывать в уме — хватит ли денег на пуд мороженого? Считал, считал, аж вспотел. Если по одиннадцать копеек, фруктовое, то почти пуд и получается. Дальше уже сама собой в его воображении нарисовалась такая фантастическая картина: втаскивает он в класс большущий картонный ящик и на парту Галки Чумаковой высыпает целую гору мороженого!

Гринька засмеялся от удовольствия. Вот ухнули бы! Галка — молоток, а тут наверняка в обморок бы упала.

Молодец все-таки усатик — денег столько оставил. Усатик… Почему же сбрил их? Говорит: красоту навел… А пиджак для чего спрятал? На улице еще не жарко. Кого-то, значит, опасается, маскировку навел… И кто он такой?..

Но все эти вопросы так и оставались вопросами.

«А! — подумал Гринька. — Все. Нет его. Ушел. Не знаю, не помню, как мать говорит. Молчок. Вот только Вавилону надо сказать. Он просил. Ладно, сбегаю. Время есть. И ребят увижу…»

С не меньшим аппетитом, чем у недавнего квартиранта, Гринька уничтожил остаток любительской колбасы, проглотил стакан чаю и отправился к Вавилону. Тот сказал, чтобы пришел к нему домой, не в парк. На старую квартиру Гринька ходил с удовольствием. Каждый уголок двора значком, сколько игр переиграно, сколько друзей!

Но вдоволь потрепаться с ребятами родного двора Гриньке в этот раз не пришлось. И половины новостей не выложили друг другу, как из третьего подъезда, зачесывая на ходу длинные волосы, вышел сам Вавилон. Гринька увидев его и сразу вспомнил, зачем, собственно, пришел сюда.

— Здравствуй, Вавилон! — пристраиваясь к его быстрому шагу, сказал Гринька.

— А, это ты… — рассеянно и угрюмо ответил тот.

— Спешишь? — спросил Гринька.

— Да нет. — Вавилон сбавил шаг. — Куда спешить… Опять с отчимом сцепились. Жуть. Я же с работы рассчитался. Теперь хоть за стол не садись… Поехать бы скорей. В субботу лечу. Прощальный круг над городом и — к морю! От Сережки телеграмма — ждет!..

Навстречу шла девушка, миловидная, худенькая, в длинной модной юбке и красных босоножках. Вавилон посмотрел ей вслед и сразу вспомнил Наташу, запечалился.

— И я скоро в путь, — напомнил о себе Гринька. — В поход.

— Что? — продолжая думать о Наташе, переспросил Вавилон.

— В поход идем. На две недели. Берем палатку. На четыре человека палатка. (Костину сестру Гринька все же принимать в расчет не хотел.)

— И далеко? — Вавилон проявил наконец какой-то интерес к его новости.

— Весь путь — сто три километра. Все высчитано точно. Нас дядя Аркадий поведет, Костин отец… Помнишь, тот мальчишка, которого ты у меня застал?

— Помню. Небольшого такого росточка. Еще ты говорил, что отец его маг из Японии привез.