Владимир Добряков - Две строки до востребования

Лидия Ивановна отдернула на окне штору, и в комнату ворвался еще яркий уличный свет. Зрители начали собираться домой.

Аркадий Федорович подозвал Гриньку.

— Привет передавай матери. Жаль, что не пришла. Посмотрела бы на своего артиста. А сыграл ты хорошо. Молодец!.. Ну, а не забыл — завтра в цех ко мне собираемся?

— Помню, — кивнул Гринька. — Только завтра ведь воскресенье. Разве завод по выходным работает?

— Обязательно. У нас непрерывный процесс. Слышал о таком? Домны, конвертеры, электропечи, прокатные станы работают день и ночь. Их нельзя останавливать. В субботу, в воскресенье, в любой праздник выдают металл… Так не забудь: к девяти часам приходи…

А передняя все еще гудела голосами и смехом. У кого-то затерялся ботинок, кто-то по ошибке пытался надеть чужие кеды, а они не лезли на ногу. Наконец шумная ватага выкатилась во двор.

Домой идти Гриньке не хотелось. Обида на мать еще жила в нем, будто острым коготком царапала. Как же она забыла? Не пришла! А вот ребята, чужие, даже не из его класса и живут на других улицах, не поленились, пришли. Гринька недобрым взглядом окинул свой балкон на восьмом этаже и в окружении ребят зашагал дальше. Держась к нему поближе, тут же вышагивал и Симка. Ему, остававшемуся обычно в тени и не избалованному вниманием сверстников, сейчас было необыкновенно приятно и лестно ощущать свою значительность. А поскольку друг его и коллега по съемкам фильма Гриня был в эти минуты отчего-то мрачен и не очень расположен к разговорам, то Симка инициативу взял на себя. Да и ребята были свои, одноклассники.

Выйдя на гудящий от машин проспект, ребята с удовольствием попили лимонной газировки из автомата (хотя и вечер спустился, а прокаленная солнцем каменная улица еще дышала жаром) и стали прощаться. Игорь Пахомов, тряхнув поочередно обоим друзьям руку, сказал: «Ну, бывайте здоровы, заслуженные артисты! Желаю успехов!» Вслед за ним и остальные ребята радостно подмаргивали: «Пока, артисты!»

— Так, наверно, теперь и пристанет к нам — «артисты»! — очень довольный и ребятами, и разговорами, и самим собой, радостно засмеялся Симка.

— Пусть себе называют! — Гринька беспечно махнул рукой. — «Биологом» прозвали, теперь еще «артист». Пусть. — Он посмотрел на освещенные витрины магазина по другую сторону улицы и предложил: — Сходим? Спичек надо купить.

Симка сразу вспомнил, как полчаса назад «злодей Гринька» ловко попыхивал на экране сигаретой. «Видно, давно курит», — решил Симка. Они остановились у светофора, пережидая поток машин.

— Ты когда первый раз закурил? — спросил Симка.

— Еще в третьем классе.

— А я только нынешней зимой попробовал.

— И как?

— Не нравится, — откровенно признался Симка. — А чего хорошего? Во рту дерет, тошнит. У нас и отец не курит. Раньше-то курил… Вот, говорят, если человеку становится трудно, то курить начинает. Отец, наоборот, — бросил после того, как ослеп… И у Кости отец не курит… Гринь, а тебе курить нравится?

Улицу перешли, миновали угол магазина, а Гринька так и не ответил на вопрос. Молчит, насупился, думает о чем-то.

А думал Гринька о своем отце. «Интересно: курит он или не курит?.. Бабушка никогда об этом не говорила. Может, мать помнит?.. Вот ведь какое дело — ничего-то почти не знаю про отца. Точно и на свете нет его…»

Упрямый Симка от своего не отступает: неужто Гриньке и правда приятно, когда вдыхает этот противный дым? Отчего же его, Симку, тошнит? И плеваться хочется. Кашель нападает.

— Гринь, ну чего ты не скажешь — приятно курить?

— Отстань! Пристал как репей… А спички нужны, чтобы газ на кухне зажечь. Котлеты сегодня разогревал — последнюю спичку истратил. Хорошо, если мать купила. Только разве… — Гринька не договорил, сплюнул…

К своему дому Гринька подходил в тот поздний час, когда потемневшее небо уже заштриховало линии крыши и стен, а квадраты окон раскрасились разноцветными красками. Крайнее справа, светилось и окно на восьмом этаже.

«Значит, дома» — скорее с облегчением, чем с неприязнью, подумал Гринька. Обида обидой, а все же где-то сидела тревога — что с матерью?

Целую минуту Гринька в нетерпении простоял перед сомкнутыми дверями лифта. Ни разу немигнув, кнопка вызова кровянилась ярким пятном. Застрял где-то лифт, испортился. Гринька заспешил по лестнице вверх.

Быстро бежал. Уже к седьмому этажу сбил дыхание… Но вот и дверь квартиры. Уфф! Достав ключ, Гринька прислушался… Точно, музыка играет. Развлекается — перед телевизором сидит. Но, зайдя в переднюю, через стекло двери увидел, что экран телевизора темен. И еще увидел: кастрюля по-прежнему стоит посреди пола. И тетрадный листок там же, нетронутый. Словно мать и не приходила. А свет, музыка?.. И табаком вроде пахнет… Он не ошибся. Открыв дверь, явственно почувствовал запах сигарет. И тотчас из-за ширмы показалась мать. В нарядном платье, волосы распущены.