Лазарь Карелин - Девочка с красками

Таня видела фотографию Чижова, Сашиного отца, на стене в музее. Совсем молоденький, только немного постарше Саши. Так вот он какой был, оказывается, Сашин отец. А он бы, Саша, такое мог? Спроси его, так скажет, что мог бы. А на самом деле? Как проверить? Белых теперь нет, в церкви давно, сколько Таня себя помнит, помещается какой-то склад и пимокатная мастерская и ещё фотоателье Как проверить?

Таня думала, что всё знает о церкви - стоит и стоит, старая и старая, и вот ещё валенки в ней катают, и вот ещё снимают на карточки, и всегда, когда идёшь мимо, пахнет от неё солёными огурцами и прелой картошкой. Но Черепанов взял да и рассказал ей то, чего она никогда не слышала. Оказывается, в церкви-то был бой. И Сашин отец, совсем тогда почти такой же, как Саша теперь, кинулся на белых с гранатой: «Сдавайтесь, гады!»

А старик всё продолжал рассказывать. Оказывается, церковь эта сестра-близнец московской, что недавно ещё стояла в Москве у Красных ворот - есть там такая площадь. Ключевские-то градоправители в те поры, когда церковь строилась, не шутя решили потягаться с Первопрестольной. Как там, мол, так и у нас. И церковь такая, как в Москве, и вот летний собор, что стоит на холме, единственный в городе, где ещё молятся, тоже такой, как в столице. Черепанов сам видел в Москве совсем такой же.

Тут старик хитро прищурился и даже приостановился, чтобы подбить итог своему рассказу:

- Да и дешевле оно по готовому-то проекту строить. Отцы города в старину копеечку считать умели. Не то что нынешние…

- А что такое отцы города? - спросила Таня.

- Не знаешь? - усмехнулся старик, снова пускаясь в путь. - Да вот взять хотя бы твоего собственного папашу. Как же, городской архитектор!

- Бывший, ведь он уехал, - сказала Таня.

- Ну вот и отец, стало быть, бывший.

Тане почудилось, что последние слова старик проговорил как-то не просто, будто прихмыкнул. Она быстро наклонилась и заглянула ему в лицо. Нет, не улыбается, но пот глаза всё же отвёл - что-то вдруг приметил под ногами и упёрся глазами в землю. А потом тихо так, миролюбиво, заговорил дальше:

- А вот его дружок закадычный, уважаемый наш Григорий Петрович, тот и ныне в отцах.

И опять Тане почудилось, что в словах старика прозвучал тихонько смешок. И опять глянула она в его лицо. Нет, старик не улыбался, и в глазах его, которые он теперь не стал прятать, тоже ничего такого подозрительного Таня не приметила.

- Это потому что дядя Гриша секретарь райкома? - спросила Таня. - Потому он и отец?

- Потому, потому.

- Но ведь он - второй секретарь.

- Стало быть, и отец второй.

Тане не захотелось больше заглядывать в стариковское лицо. Всё равно он такой хитрый, этот старик, что его врасплох не застанешь.

- А мама? Кто же тогда моя мама? - спросила она, вдруг почему-то вспомнив, как очень давно, теперь уже очень давно, когда ещё отец жил здесь, а не строил свои дома в Москве, сидели они все трое, мама, отец и милый, весёлый, рыжий дядя Гриша - тогда она его очень любила, - у них в доме за столом и громко, перебивая друг друга, спорили. О чём спорили, Таня уже забыла. Помнилось только, что голоса у них были весёлые и что отец часто смеялся в тот вечер. По-своему, негромко, больше глазами, чем голосом.

- Да и мама твоя - тоже отец, - услышала Таня теперь уже с явной ехидцей произнесённые Черепановым слова.

Она и забыла про него. Вспомнившееся так живо встало перед глазами, что даже будто ожило в звуках. И вот вдруг скрипучий, усмешливый голос старика:

- Как же, судья! В прежние времена мировой судья в большой силе был. Назначался из самых уважаемых, из самых почтенных. А вот теперь…

Таня быстро повернулась и вот наконец встретилась глазами с глазами старика. Ей показалось, что в глазах у него двигались, плыли куда-то маленькие колючие льдинки.

- Что ж, правду сказать, властная женщина… - услышала она незнакомо отрывистый голос Черепанова.

Это он так говорил про её маму!

- Она справедливая! -сказала Таня, гневно вскинув голову. - Все говорят, она справедливая…

- Знаю, встречались!..

Старик внезапно остановился и стал раскладывать мольберт, далеко ещё не дойдя до леса, куда держал в этот день с Таней путь.

- Попишу-ка я речку, не тянет меня что-то сегодня в лес. Видишь? - И он указал девочке изогнувшуюся вдали и много ниже того места, где они стояли, неширокую ленту реки. - Видишь, как она тут петляет? Коварная, с норовом. То вот такая вот, то вдруг прямиться начнёт. Лет тридцать назад так разлилась, что всю Заречную залила. А помню, был год, чуть вовсе не высохла. Коварная, с норовом, - повторил он.