Лазарь Карелин: На тихой улице

Над улицей прошел дождь, короткий и обильный. В воздухе запарило, легкий туман поднялся над лужицами в асфальтовых вмятинах и по сгибам кровель. Солнце, точно спеша просушить землю, начало греть еще ретивее. И уже через несколько минут только по темным дворам да затененным подворотням, где земля подсыхала медленнее, можно было угадать, что прошел дождь.

Девочка лет десяти, старательно хмуря брови, быстро шла посередине неширокой тихой улицы. Девочка была стройная и тоненькая. Густой загар лежал на ее длинных, с острыми коленками ногах и на курносом веснушчатом лице. Девочка хмурилась, но синие ее глаза озорно поглядывали из-под белесых бровей, а смешливые губы вот-вот готовы были улыбнуться. Не так-то просто было хранить озабоченное выражение на лице в это солнечное, ясное утро.

Перейдя улицу, девочка вошла в глубокий туннель, ведущий во двор высокого старого дома.

Двор дома был большой и занятный. В иное время девочка обязательно задержалась бы, чтобы посмотреть на игравших в лапту мальчишек, или на то, как толстая женщина с ожесточением колотит палкой по огромному ковру, или уж хотя бы на то, как какой-то парнишка расстреливает камнями поставленную у стены бутылку. Но сейчас она едва взглянула на все это и только презрительно скривила губы.

— Мазила! — громко сказала она, проходя мимо паренька, который никак не мог попасть камнем в бутылку.

Сказала и даже не оглянулась.

В самом дальнем углу двора, где сгрудились полуразвалившиеся клетушки сараев и земля была завалена ржавыми кусками железа, разбитыми ящиками, досками, кучами строительного мусора и битого кирпича, девочка увидела высокого, худощавого мальчика в белой майке и спортивных, забранных у щиколоток брюках. Он стоял прямо и неподвижно, напряженно глядя в пролом стены, через который во двор проникал далекий шум улицы — разноголосица автомобильных сирен и монотонный шаркающий звук шагов. Мальчик был хмур и задумчив.

— Здравствуй, Коля, — подходя, робко окликнула его девочка. — А я боялась, что ты не придешь.

Коля вздрогнул и оглянулся.

— Здравствуй, Настя, — храня все ту же задумчивость, сказал он. — Ну, что тебе?

— Да я… — Тут Настя смутилась, зачем-то быстро дотронулась руками до своих перевязанных красной ленточкой косичек и уже было открыла рот, чтобы что-то сказать, но так ничего и не сказала. — Давай посидим, — помолчав, предложила она.

— Давай.

Коля хмуровато улыбнулся, и от этой скулой улыбки смуглое лицо его вмиг преобразилось, посветлело. Темная полоска над губой весело изогнулась и поползла вверх. Сверкнули зубы, и искорки смеха забегали в глубине больших карих глаз.

Коля приподнял с земли пустой ящик и поставил его перед Настей:

— Садись!

— Ох, что же теперь будет? — поерзав на шатком сиденье, как бы невзначай обронила Настя. Она украдкой, из-под руки, взглянула на своего приятеля.

— Не знаю, — мрачно отозвался Коля. — А что?

— Да ты не бойся, — поспешно сказала Настя. — Хочешь, я вас помирю? Хочешь?

— «Помирю»?! — с угрозой в голосе переспросил Коля. — За этим ты меня и вызывала?

— За этим! — Настя в возбуждении соскочила с ящика.

Наконец-то она сказала те самые слова, ради которых решилась сегодня чуть свет позвонить Коле Быстрову по телефону! Коля был старше ее почти на целых четыре года, и Настя, хоть и считала его самым большим своим другом, еще ни разу не звонила ему, чтобы вот так просто взять да и сказать, в телефонную трубку: «Коля, ты? Это я, Настя. Ты знаешь, ты выходи сейчас во двор… Ну туда, к сараям. Прямо сейчас, хорошо?» — «Ладно, иду», — коротко и, как показалось Насте, сердито ответил Коля.

И пришел.

Но только сейчас, когда самые трудные для нее слова были произнесены, девочка по-настоящему поняла, какая большая беда случилась с ее другом. И, уже не утешая Колю, а лишь делясь с ним своими печальными новостями, она стала рассказывать:

— Ты знаешь, ты ведь Володьке руку сломал. Я сама видела. Рука вся в гипсе, а пальцы белые-белые и не шевелятся. Он теперь и на скрипке играть не сможет и в волейбол…