Лазарь Карелин - Девочка с красками

- Я не согласна! - сказала Таня, сама себе изумившись: так запальчиво прозвучали её слова. - И вовсе она не коварная! Это вы так на неё смотрите. А она весёлая, вся в ключах. Ведь недаром же её Ключевкой зовут. Вода в ней прозрачная, как в роднике, и дно всё до единого камушка видать. И мою маму вы не смеете бранить - мою маму все любят!

- Вон оно что! - усмехнулся Черепанов. - Обиделась! Да я разве её бранил? Наслышан да и встречались, а бранить не бранил.

- Я по глазам догадалась, - сказала Таня.

- По глазам? Ишь ты! Не рано ли? Ну, хватит болтать - солнце нас с тобой дожидаться не станет.

Долго не заговаривал Черепанов со своей ученицей, вычерчивая углём на холсте речные изгибы. И, только когда кончил набросок и, отойдя, начал, прищурившись, рассматривать сделанное, он вдруг обернулся к Тане и резко проговорил:

- Бери краски, пиши.

- Мне?! - встрепенулась и замерла девочка.

- Тебе, тебе.

Старик достал из ящика с красками самодельную - просто кусок фанеры с дыркой для пальца - палитру и протянул её Тане.

Она же, выбросив вперёд обе руки, приняла эту испятнанную, бугристую от засохшей краски фанеру, как принимают великий дар - хлеб с солью на рушнике.

- Действуй, - кивнул Черепанов на ящик с краска-ми. - Добывай тут свои прозрачные ключи.

И отошёл, уселся на пенёк, нарочно отвернувшись от Тани и мольберта, закурил, отчего-то злой и пасмурный больше обычного.

Таня, склонившись над ящиком, разгоревшимися глазами разглядывала тюбики с красками - цветастых уродцев, пузатых и тощих, совсем как крошечные человечки.

У иных уже не было сил, они были плоские, выжатые, с уроненными на грудь головками. Иные же полнились живыми соками. А были и такие, что ещё и вовсе не работали, не растратили ни капельки своих сил.

Эти были чистые, сытые, самодовольные. Но Тане больше нравились тюбики со следами жизни. Краска сверкала на них и в них как кровь - синяя, зелёная, красная. И всё это, вся эта цветастая и будто даже гомонливая толпа смешных человечков была сейчас отдана Тане. Владей! Командуй! Бери в руки и выпускай на волю их живую, сверкающую на солнце силу!

Отгороженные от тюбиков с красками, чинно лежали кисточки, кисти, какие-то скребки и лопаточки. Это были Танины солдатики - усатые, бравые, в удивительно пёстрых, красивых мундирах. Один такой солдатик откатился к стенке и сам будто сунулся Тане в пальцы. Таня сжала его, высоко подняла над головой и, как это делал Черепанов, глянула поверх мольберта на реку, туда, где жил мир, который надо было ей перенести на холст.

Работа началась.

До этого дня Таня не писала маслом. Черепанов и близко не подпускал её к краскам.

«Рисуй! Карандашиком, угольком, хоть пальцем, но рисуй. Объём, пропорция, линия - набивай руку. Ясно?»

«Ясно», - кивала Таня и набивала руку с утра до позднего вечера - карандашом на бумаге, углём и мелом на стенах, пальцем на отпотевших оконных стёклах.

Черепанов никогда не хвалил её, хотя Тане иногда казалось, что у неё получается. Зато высмеивал Черепанов её охотно и часто. Вот тогда-то и звучали его: «Девчонка! Бестолочь! Увалень!» Куда уж там думать о работе маслом! И вдруг: «Бери краски, пиши».

Чудной старик!..

Там, внизу, бежала, изгибаясь, неширокая Ключевка. Коварная? Нет! Весёлая - вот это верней. Будто всё ей нипочём. Молодая, вот-вот рассмеётся, брызнув во все стороны бурливыми ключами. Как написать её такую? Какие краски нужны для этого? Таня беспомощно оглянулась на Черепанова. Старик по-прежнему сидел к ней спиной.

«Нарочно! - подумала Таня. - Чтобы потом высмеять!»

Она с надеждой перевела взгляд на ящик с красками. «Миленькие, помогите!» Но что это? Минутой назад все краски казались ей и яркими, и весёлыми, и добрыми, а сейчас они все разом потускнели или нет, не потускнели, а словно даже похолодели, отвернулись от Тани.

Тогда она посмотрела на холст. Река на нём уже была прочерчена твёрдыми - Дмитрий Иванович водил углём твёрдо, кроша его, - угловатыми линиями. Точно ли сделал это Черепанов? Тане показалось, что не точно. Ну конечно же, не точно. У Дмитрия Ивановича получилось совсем похоже и всё-таки не так, как на самом деле. На холсте река ломала свои берега, а там, внизу, где была сама река, берега будто текли за ней следом, плавные в своих изгибах.

Таня положила кисточку и схватила кусок угля.

- Вот так, вот так! - шептали её губы, а рука с углём легонько касалась черепановских линий, мягко их округляя. - Вот так, вот так! И вовсе ты не коварная и не злая. Ты весёлая, ты ловкая, как моя мама…