Энн Файн - Пучеглазый

— Я уже открыла, шире не открывается.

— А что с ней не так? (Ох, у него прямо глаза заблестели: «Ага! Еще одна работенка, которая позволит мне крепче присосаться к моей Розалинде!»)

— Да все с ней нормально, — огрызнулась я. — Просто парочка книг лежит за ней на полу, вот и все.

— Парочка книг! — присвистнул Пучеглазый. — Да у тебя там, поди, вся Шотландская энциклопедия: дверь-то совсем не открывается.

Я ничего не ответила. Думаю, он верно истолковал, что означало мое молчание. Все же я еще чуть-чуть приоткрыла дверь, отчего все мои хрестоматии по английской литературе наехали друг на дружку и корешки их затрещали. Пучеглазый бочком пролез внутрь и огляделся в темноте.

— Что это у тебя тут так темно? — удивился он. — Почему ты занавески не раздвинешь?

Я отступила, спотыкаясь о компьютерные провода и щипцы для завивки, валявшиеся на полу.

— Не успела.

— Не успела? Да уже почти вечер! Если не поторопишься, то скоро будет пора их снова закрывать.

Я пропустила его нотацию мимо ушей. Джеральд Фолкнер поднял ногу и аккуратно уместил ее между пластиковыми пакетами с клубками шерсти и давно забытыми грязными чайными чашками. Было видно, что он изо всех сил старается не наступить на разбросанную повсюду одежду, которую я так и не успела повесить в шкаф. Ковра под вещами почти не было видно. В конце концов он таки наступил каблуком в миску с мюсли. Слава Богу, Флосс успела вылакать почти все молоко, и хлопья засохли.

Он раздвинул шторы. В комнату хлынул свет.

Пучеглазый застыл как громом пораженный.

— Боже милостивый! — прошептал он потрясенно. — Да это же компостная куча дизайнера!

Пучеглазый изумленно оглядывался вокруг. Картина и впрямь была неприглядная, признаю. Почерневшие шкурки бананов не выглядят так противно в мусорном ведре, но когда они валяются на смятых простынях, да еще с налипшей кошачьей шерстью — это зрелище не для слабонервных. А вдобавок повсюду разбросаны косметика, бигуди и расчески. И конечно, игральные карты намного аккуратнее смотрятся, когда сложены стопкой. А если бы ящики комода были задвинуты как положено, мое белье не валялось бы на полу.

Джеральд Фолкнер наклонился и поднял кружку с остывшим кофе, покрывшимся толстым слоем зеленой плесени.

— Как интересно, — пробормотал он. — Этот вид плесени нечасто встретишь.

— Мне кажется, ты говорил о воздушной пробке в наших трубах.

Заметили? Я сказала не просто «в трубах», а «в наших трубах». Я надеялась, что если мне удастся дать Пучеглазому почувствовать, что он чужак в нашем доме, он в конце концов уберется восвояси. Но моим надеждам не суждено было сбыться.

— Ах да!

Пучеглазый расчистил местечко у меня на столе и поставил чашку между моими пушистыми тапочками и большой банкой кошачьего корма, которую я, очевидно, прихватила с кухни как-то ночью, когда Флосс проголодалась. Когда он ставил чашку, раздался металлический звон. Мы оба его услышали. Джеральд смел в сторону папины письма и взял то, что лежало под ними.

Ножницы.

— Китти, — сказал он, — уж не те ли это ножницы, которые твоя мама искала три дня кряду на прошлой неделе?

Я покраснела. Я знала, что Пучеглазый был на маминой стороне всякий раз, когда она молила меня еще разок прочесать комнату, поскольку ее любимые острые ножницы для стрижки наверняка могли быть только у меня. Он слышал, как я уверяла, что посмотрела абсолютно везде, два раза очень внимательно — нет их у меня.

Пучеглазый со вздохом положил ножницы рядом с гаечным ключом и отвернулся. Смахнул шуршащие мятые фантики из последней шоколадной коробки, которую принес в наш дом, и опустился на колени.

— Ты не против, если я выужу пару носков, завалившихся за батарею? — спросил он вежливо. — Понимаешь, они нарушают принципы конвекции.

— Я сама их выну.

Не больно-то мне хотелось ему помогать, но знаешь — мало приятного, если кто-то посторонний начнет рыться в самых заповедных уголках твоей спальни. Всегда есть опасность, что он наткнется на что-то такое, отчего тебе захочется сквозь землю провалиться.

Я сверху просунула руку за батарею, а он резко стукнул по ней снизу. Выпали два сморщенных яблочных огрызка.

Пучеглазый нахмурился.