Лазарь Карелин - На тихой улице

— Сын? Да, я хотел бы, чтобы это было так.

— Так вот, на первых же шагах вы чем-то оттолкнули от себя мальчика.

— Но чем, чем?

— Насколько я могу судить… — Лена в замешательстве взглянула на мать Николая.

— Говорите, Елена Михайловна, говорите, — тихо произнесла та.

— Хорошо, я скажу, Лидия Андреевна. Очень трудно касаться всего этого мне, человеку постороннему, но не сказать еще трудней. — Лена поднялась с дивана, и в маленькой комнате теперь стояли уже все, кроме старой бабушки, стояли прямо, в напряженных позах всерьез взволнованных людей. — Сдается мне, Дмитрий Алексеевич, — продолжала Лена, — что вы не сумели стать великодушным, широким в своих отношениях с Колей. Вы не сумели понять значения для мальчика всего, что связано у него с именем отца. А главная цель его жизни, как мне думается, — это стремление подражать отцу, это мечта стать таким же, как он. Ну, а вы? Вы от чистого сердца — убеждена, что от чистого сердца, — предложили мальчику взамен погибшего отца себя. Понять вас можно: это так по-мужски — не суметь увидеть, что Коля далеко еще не принял вас, что он ежечасно, ежеминутно сравнивает вас с тем, настоящим своим отцом; это так по-мужски — замкнуться в своем эгоистическом желании стать первым в семье, куда только лишь пришел, постараться забыть о своем предшественнике… Но Коля не забыл отца. Не мог забыть, как не мог простить вам того, что вы толкали его на это…

Последние слова Лены прозвучали так горячо, так убедительно, что Титов невольно для себя протестующе протянул вперед руку.

«Ну и ну!» — только головой покачал Алексей, удивленно глядя на Лену.

— Пионервожатая в роли знатока мужской психологии! — громко сказал он, пытаясь хоть какой-нибудь шуткой разрядить гнетущую атмосферу, вызванную словами Лены.

Никто не поддержал его шутки.

— Вспомни, Дмитрий, — с укором сказала мужу Лидия Андреевна, — ты всегда старался не замечать увлечения Коли морем, кораблями. Ты почему-то решил, что он станет таким же инженером, как и ты. Но почему, почему? Разве у мальчика не могло быть своих стремлений? Разве память об отце, о родном отце, не могла подсказать ему свой путь в жизни?..

— Что же это?.. — глухо произнес Титов. — Да ведь это настоящий суд…

— Нет, это еще не суд! — крикнула Лидия Андреевна. — Но суд будет! И я сама, сама во всем виновата! Я не должна была выходить замуж! Не должна была!

— А слезы, слезы-то зачем теперь лить? — обнимая дочь, сурово сказала Анна Васильевна. — Слезами делу не поможешь. Не ты одна — все мы виноватые, всем и ответ держать.

Алексей переглянулся с Леной, и та незаметно показала ему глазами на дверь.

Смущенная и подавленная, Лена горько раскаивалась сейчас за свою несдержанность, за все те резкие слова, которые наговорила Титову.

«Девчонка! Дура! Да какое же я имею право вмешиваться в их жизнь!» — ругала она себя.

— Простите меня! — схватив Лидию Андреевну за руку, пробормотала Лена. — И пойдемте! Пойдемте! — метнулась она к дверям, увлекая за собой Алексея.

Речной трамвай, отойдя от причала, врезался своим носом в светящуюся водную гладь, отчего тысячи отражений береговых огней заколебались, запрыгали по воде.

— Как красиво! — перегнувшись через гранитный парапет, сказала Лена, провожая глазами юркий пароходик. — Смотрите, Алексей Николаевич, кажется, что на реке два течения: одно темное, медленное, а другое, как огненный поток, быстрое-быстрое.

— Да, красиво, — согласился Алексей.

Он стоял рядом с девушкой и тоже, перегнувшись через парапет, смотрел на реку.

На набережную Алексей и Лена попали случайно, наверно потому, что, взволнованные событиями этого дня — собранием, разговором с матерью и отчимом Коли, — они не захотели тут же распрощаться и, не сговариваясь, выбрали самый дальний, кружной путь до тупичка, где жила Лена, когда Алексей предложил девушке проводить ее домой.

— Знаете, о чем я сейчас подумала? — подняв на Алексея глаза, неожиданно спросила Лена.

— Нет. О чем же?

— Я подумала о том, как вам много дано. Ведь вам дано право судить людей. Судить! Взять хотя бы случай с Колей Быстровым. Сколько тут надо знать, какое нужно чутье и умение разбираться в человеческом характере, чтобы понять, что же случилось с мальчиком…

— И не только с ним, — сказал Алексей.

— Да… А вы так еще молоды.

— Об этом мне уже не раз говорили, — улыбнулся Алексей. — С тех пор как я стал судьей, молодость поставлена мне в упрек.