Мария Халаши: На последней парте

Кати сидела на подоконнике, упираясь ногами в стенку проема и сквозь решетку окна смотрела во двор. Да, не много же было интересного на этом дворе: кошка тети Лаки восседала, как обычно, на пороге дворницкой; канализационная труба посреди двора широко разевала свою пасть, словно старый дом, обступивший ее со всех сторон, наводил зевоту. Кати уныло смотрела на трубу и на маленький ручеек, который медленно стекал по бетону. Из-за этих-то нескольких капель воды тетя Лаки и учинила ей скандал!

Черные блестящие глаза Кати смотрели озабоченно. Ну выплеснула воду через окно. Ну и что? Выйти на кухню она не могла, потому что этот противный Руди запер ее в комнате. А тетя Лаки раскричалась на весь дом: на кухне, мол, кран есть и раковина, туда и выливай свои помои. Ну не все ли равно? Нет, трудно понять этих будапештцев, особенно взрослых. Дома жизнь была совсем другая!

Во-первых, там не было решетки на окнах. Кати спросила у тети Бёшке, зачем она. Тетя ответила:

— Квартира-то на первом этаже. Откроешь летом окна, так ведь кто угодно забраться может.

Странная она, тетя Бёшке! Не понимает, как это замечательно, когда кто угодно забраться может. Вот, например, прошлым летом — тогда они, конечно, еще дома жили — все уже крепко спали: и Шаньо, и Руди, и бабушка с дедушкой, да так храпели, что все вокруг дрожало. Не было только Лаци (Лаци в ресторане играет на скрипке и домой приходит поздно).

И вдруг раздался грохот, будто контрабас уронили, а потом кто-то как заорет: «Уй-юй-юй-юй!»

Это Маро, приятель Руди, в окно прыгнул. Кати подскочила, как мячик, и так, ну так хохотала, что в кладовке кастрюльки звенели! А Маро все крутился посреди комнаты да орал благим матом, пока в него башмаком не запустили. Тут Кати еще пуще расхохоталась, а бабушка вытолкала Маро на улицу и пригрозила: если он еще раз устроит такое представление, обломает кочергу об его спину…

Ох, бабушка, бабушка! Очень любила Кати ходить с нею на базар — бабушка торговала там фундуком и чищеным грецким орехом. А еще она продавала ваниль и перец, но об этом молчок! Бывало, чуть свет, еще и петухи не кукарекают, бабушка скажет: «Кати, на базар!» — и Кати радостно вскакивает. Больше всего ей нравилось, когда бабушка начинала выкладывать мешки и мешочки: из большого — маленькие, из них — еще меньше. В самом большом мешке был фундук; между прочим, это самый красивый их мешок — в красную клетку, как простыни у Надьхаю. Надьхаю вообще очень бережливые, у них и в самом деле простыни есть. И наволочки!.. Мешочек с ванилью маленький, в голубую полоску, но его никогда не вытаскивали на свет божий; он лежал в большом мешке, и продавали ваниль только тем, кто сам попросит. Про грецкие орехи ничего интересного не расскажешь, их насыпали в мешок обыкновенного мешочного цвета. Иное дело — птичий корм! Полотняный мешочек, в котором он лежал, был особенный: одна половинка у него была в синий горошек, а на другой половинке дети играли в серсо. Кати всегда его так поворачивала, чтобы горошек был виден покупателям, а дети — ей самой.

Бабушка сидела обычно на перевернутом ящике, а Кати устраивалась на мешке и из-под прилавка следила за происходящим. Бабушка зазывала тоненьким голосом:

«Грецкий орех, фундук, прошу пожалуйста! Сколько вам?»

Кати-то знала, что та женщина, которую бабушка сейчас уговаривает, и не думает покупать фундук. Если человек остановился, это еще ничего не значит. Если в их сторону повернулся — значит, раздумывает. Ну, а если уж прямо подходит, тогда все в порядке: бабушка всучит ему прошлогодний орешек.

Так и сидела Кати под столом, обхватив колени, и рассматривала ноги покупателей. Вот подходит пара запыленных сапог, а с другой стороны приближаются черные туфли с пуговками. Вдруг те и другие остановились друг против друга, словно приклеились. Постояли они так, постояли, а потом сапоги вдруг повернулись и пошли вместе с туфельками…

Однажды перед Катиным носом проплыла гусыня в корзинке. Сперва она поплыла было к соседнему столику, но потом вернулась обратно. Немножко повисела и вдруг вместе с корзиной плюхнулась на землю. Гусыня возилась в корзине, устраиваясь и так и эдак, потом высунула клюв наружу и задумалась. Вскоре она, видно, что-то надумала, потому что вдруг взяла да и выбралась из корзины. Кати, подавшись вперед, следила за ней во все глаза. Ей казалось, что гусыня сейчас, вот сейчас тряхнет перьями и превратится в прекрасную принцессу. Но ничего такого не произошло. Гусыня просто проковыляла через дорожку и исчезла под столом, где торговали овощами. А тем временем тетка, поставившая корзину, доказывала у Кати над головой, что орехи горчат и бабушка должна продать ей дешевле.