Кира Фарди: Моя судьба с последней парты

Денис Владимирович любил контрольные работы.

Он сидел за учительским столом, наблюдал за учениками одиннадцатого класса и откровенно скучал.

Тоска…

Он с трудом подавил зевоту и прикрыл ладонью рот: такое поведение недостойно учителя.

В школе он работал уже пятый год, преподавал историю. Сюда пришел по призванию. Вернее, так Денис думал сначала. Но проверка теории эмпирическим путем, увы, провалилась.

Говорят, благими намерениями выстлана дорога в ад. Это как раз про него, Дениса. Ничего, кроме тоски и скуки, на этой работе он не испытывал и постепенно превратился в подобие тех преподавателей, которых сам так ненавидел.

Хотя…

Не все его в школе раздражало. Были еще и ученицы. Они заглядывались на хорошенького историка, строили ему глазки, надеясь заработать снисхождение на контрольной работе или тесте. Денис млел от внимания девочек и получал истинное удовольствие, когда ставил зарвавшуюся школьницу на место, заставляя ее краснеть над очередной скабрезной шуткой.

Вот и сейчас.

За второй партой сидит Юля Смирнова. Прямо такая Юлечка-Юлечка! Денис усмехнулся. Коротенькая юбка уехала вверх, оголив стройные цыплячьи бедра. Девушка якобы случайно поглаживала коленку, и эти ритмичные движения заставляли историка следить за ними, не отрывая глаз. Вот ладонь Юлечки от колена перешла к бедру и стала подниматься все выше. Денис тоже немного сместился и даже наклонил голову набок, чтобы лучше рассмотреть потаенное.

В паху зашевелилось. «Черт! Что я, как малолетка в подростковом возрасте, не могу справиться с гормонами». Денис встряхнул головой, прогоняя наваждение, и отвернулся. «Не смотреть! Нельзя!» — повторил он про себя ставшую уже привычной фразу.

Он опустил глаза в журнал — буквы расплывались. «Безобразие! Надо выпустить закон, чтобы молодых, полных сексуальной энергии мужиков, на километр не подпускали к школе».

Денис Владимирович встал и подошел к окну. Его кабинет находился на первом этаже, и он прекрасно видел все перемещения хитрых учеников. Заметив три силуэта, кравшихся под окнами, он узнал троечников из восьмого «Г». Наверняка курить побежали. Вся администрация школы знала, что у пацанов во дворе соседнего универсама тайная курилка, но ничего сделать не могла.

Учитель протянул пальцы к ручке окна, намереваясь окликнуть нарушителей, но остановился на полпути. «Г» оно и есть «Г». Свяжешься — себе дороже будет. Надо их вести к завучу, выслушивать нотации, встречаться с родителями. Б-р-р-р! Пусть гуляют!»

Он снова повернулся к классу — легче не стало. Теперь блуждающий взгляд наткнулся на упругую грудь Машеньки Ивановой. Два белоснежных полушария выглядывали из расстегнувшейся блузки и манили к себе. Машенька не зазывала хитростью учителя, нет. И Денис об этом знал. Его смущала детская непосредственность девушки. Кажется она даже не представляла, насколько привлекательна для молодого мужчины ее невинная прелесть.

Вот девушка поменяла положение — блузка натянулась. Денис живо представил, как дули сосков нацелились на его мужскую силу и застонал. Неожиданно получилось громко. Учитель поменял положение ног, поднял глаза и наткнулся на серый взгляд Оли Звонаревой, которая сидела на последней парте.

— Пиши, не отвлекайся, — выдавил Денис смущенно и отвернулся: смотреть на Олю он совсем не мог.

Эта рыжая длинноволосая бестия вот уже год не давала ему спать ночами. Стоило ему закрыть глаза, как ее обнаженный образ будил самые извращенные фантазии, от которых он спасался случайными связями и проститутками. Он до дрожи в коленях мечтал поцеловать эти пухлые губы, втянуть по-собачьи, так, чтобы склеились ноздри, пряный аромат ее кожи, ощутить языком, как бьется тоненькая жилка на нежной шее.

Денис до боли сжал кулаки. «Ведьма! Будь ты проклята!» — как мантру повторял он. Если бы он жил в пятнадцатом веке, первый бы загнал эту ведьму на костер.

Усилием воли он поднял глаза и уставился неподвижным взглядом на девушку. Через минуту, увидев, как она заерзала, удовлетворенно хмыкнул: «Так тебе и надо, ведьма!»

— Звонарева, сдавать тетрадь собираешься? Последняя осталась, — услышала Оля окрик историка и вздрогнула. Мороз пробежал по коже от ужаса: она ничего не успела написать. Все даты вылетели из головы под пронзительным голубым взглядом из-под очков, который она постоянно ловила на себе во время контрольной работы. — Я жду.