Оставляю на снегу кровавый след, едва дотянули мы его до софийской стены.
Опершись спиною на стену, Тимоха опустился на землю.
— Ну вот… Все… Достал меня басурман Шайтан… Но смех-травы всё одно не получит… — Тимоха тяжело вздохнул.
— Давайте мы вас перевяжем, давайте, — склонился над ним Чак.
— Нет… Это уже ни к чему… Поздно… Умирать нужно тоже достойно… по-козацки, без суеты… Пришла безносая, надо встретить её гостеприимно, с улыбкой… «Здравствуй, сваха!..» — через силу улыбнулся, обвел нас внимательным взглядом. И вдруг в его глазах мелькнуло удивление. — По… подождите, а вы из будущего… для чего? Не за смех-травою ли?
Мы с Чаком отвели глаза.
— Эх, как же это я… Слушайте… Есть старая семейная легенда… Был когда-то скоморох Терешко Губа. Тут… в Киеве… давно… один из семидесяти, каких… — Тимоха вдруг резко вдохнул воздух и, опуская на грудь голову, медленно-медленно выдохнул. Это был последний его вздох. Глаза его закрылись. Навсегда.
Потрясенный, я растерянно посмотрел на Чака. Чак отвернулся, закусив губу.
Неожиданно бухнуло раз, другой… Потом запыхало часто и в беспорядке. Это киевляне салютовали Хмельницкому из пушек, из пистолей, из ружей.
И эти выстрелы, и колокола слились для меня в один какой-то непонятный звук. Этот звук совсем незаметно превратился в рокот мотора.
…Над площадью Богдана Хмельницкого низко летел вертолёт. Чак смотрел на меня утомленными, страдающими глазами.
— Такой козак был… — прошептал я.
Я не мог прийти в себя от только что пережитого.
— Ну, идём…. — Чак поднялся. — Я позвоню тебе. Не знаю когда… завтра, послезавтра… Как себя чувствовать буду.
— Хорошо, — сказал я.
Глава 16
Степанян!… Экскурсия в Софию. Я напрасно отказываюсь. Путешествие к Григорию Савичу. Тайна еще не разгадана
Сурен сегодня так сиял, что в классе, кажется, стало светлее. Вчера и позавчера съёмки прошли успешно, режиссер похвалил Сурена, хотя каждый маленький эпизод снимали по пять-шесть раз, то есть делали пять-шесть дублей, как это называется в кино.
Все снова обступили парту Сурена, а он рассказывал, размахивая правой рукой, и показывал, как было на съемках. Всё у него выходило очень здорово и комично. Он действительно был настоящий артист. Не зря его взяли сниматься в кино. Не зря. Я смотрел на него с нежностью. И он, значит, Муха!
Мушечка! Суренчик мой дорогой!
Неожиданно он обернулся ко мне, хлопнул по плечу м сказал:
— О! Степанян! Слушай! Там на съёмках был один артист, ну очень на тебя похожий. Ну, вылитый ты! Только усики приклеить и всё. Вот молоток! Играл потрясающе. Слушай, ты обиделся, что я тебя Степаняном назвал? Понимаешь, в Ереване у меня есть друг Степанян. А ты Степан. Почти, понимаешь, тезки. Можно, пока я в Киеве, я тебя Степаняном буду звать? Мне будет приятно, понимаешь. И там у меня друг Степанян. И тут у меня друг Степанян. Можно?
Вся кровь бросилась мне в лицо. И щёки полыхнули огнем. От неожиданной радости. Степанян!
Конечно, конечно, называй меня Степаняном! Это же здорово!.. Это же не Муха. Это же — Степанян! Пожалуйста! Называй! И еще — он сказал мне «друг». При всех!
Я ничего не сказал. Я не мог ничего сказать. Я только молча кивнул.
— А в соседнем павильоне снимают фильм о древнем Киеве, о Ярославе Мудром. Ух, здорово! Такие воины, с мечами…
Сурен хотел показать, как древнерусские воины, выставив вперед руку, насупив брови, но, маленький, длинноносый, он, естественно, ну ни как не напоминал древнерусского воина. Он был такой смешной, что все засмеялись.
— О! — послышался торжественный голос Лины Митрофановны. — А у нас сегодня как раз экскурсия в Софийский государственный заповедник.
Мы так увлеклись Суреном, что и не заметили, как она вошла в класс.
— Последнего урока не будет. Тина Гавриловна заболела. Вместо урока истории пойдем на экскурсию в Софию. Шефы дают автобус. Поэтому, всё будет удобно и быстро. — Ура-а! — закричал Игорь Дмитруха. — Ура-а! — подхватил класс. Ну, понятно же, экскурсия интереснее урока.
А на большой перемене, Игорь Дмитруха, выбегая из класса, вдруг на мгновение задержался, обернулся ко мне и и воскликнул:
— Степанян! Что ты там копаешься, как… Как не знаю кто! А ну пойдем с нами! Звать его еще нужно!
Туся посмотрела на меня и улыбнулась. Я покраснел. Впервые Игорь не назвал меня Мухой…
Описывать ли вам Софию Киевскую? Во-первых, описать её словам невозможно. Это известный во всём мире памятник архитектуры, построенный Ярославом Мудрым в начале XI столетия (ну, не самим, естественно, Ярославом, а тысячами талантливых древнерусских мастеров-умельцев, но так уже принято говорить: «Петербург, построенный Петром Первым», «Москва основана Юрием Долгоруким», — который, к слову, похоронен в Киеве в церкви Спаса на Берестове. «София построена Ярославом Мудрым…»).
Читать дальше