— Нет, — сказал Чак и коротко пояснил, кто мы и откуда.
— Оп-па! Из будущего, значит? Интересно! Ну что же! Кто бы вы не были, низкий вам поклон! — Тимоха поклонился, правой рукой касаясь земли. — Жизнь вы мне спасли. Благодарю. А если вы уж к нам попали, нужно вам на Хмеля посмотреть. Только… — Он окинул нас взглядом. — Одеться вам надо. Чтобы не замерзнуть и внимание людей не привлекать одеждой своей нездешней. А ну пошли по кельям, может что-нибудь найдем.
Всё в монастыре свидетельствовало о бегстве быстром и поспешном. Перед образами еще кое-где горели свечки, а в кухне на плите кипел забытый чайник. В кельях полнейший беспорядок: на полу валялись одеяла и подушки, выдвинутые из-под кровати сундуки с открытыми крышками чернели пустотой. По углам валялись разбитые бутылки.
Для меня сразу нашлась теплая сутана с капюшоном, в которую я, засучив рукава и подобрав полы, завернулся.
— Маленького мальчика никто за монаха не примет, — сказал Тимоха. — А вот вам опасно. Придется, наверно, просто завернуться в одеяло. Будете похожим на человека божьего не в своём уме. Таких у Лавры сколько угодно.
Что же делать — завернулся Чак в шерстяное одеяло. И двинулись мы вверх, к Золотым воротам.
Нигде ни души. Все подались встречать войско Богдана Хмельницкого.
Хрусь-хрусь, хрусь-хрусь… Поскрипывал под нашими быстрыми шаги снег. Мы едва успевали за Тимохою Смеяном. Сильный, длинноногий, он шел широким шагом, смешно размахивая левой рукой, будто хлестал, подгоняя невидимого коня.
Вот уже и Михайловский Златоверхий. Торжественно бомкают на звоннице Михайловской колокола, перекликаясь с малиновым перезвоном Софии и отдаленным благовестом Киево-Печерской Лавры.
Уже от Софии начинал толпиться народ.
— Идем! Идем! Быстрее! — подгонял нас Тимоха, проталкиваясь сквозь толпу. Нас пихали со всех сторон, и только благодаря богатырским усилиям Тимохи Смеяна мы продвигались вперед.
За Софией уже виднелись руины Золотых ворот, посеребренные инеем, заснеженные, сказочно красивые.
И вдруг толпа взорвалась криками:
— Слава! Слава! Слава Хмелю! Гетману Богдану — слава! Слава! Слава!
У Золотых ворот на белом коне появился Богдан Хмельницкий. За ним немного сзади ехали еще несколько всадников, поднимая вверх бунчуки с конскими хвостами и тяжелые бархатные малиновые знамена. А дальше, сколько хватало глаз, ехали запорожцы.
Богдан Хмельницкий был в меховой шапке с пушистыми белыми перьями, в просторной отороченной мехом накидке, с булавой, которая искрилась драгоценными камнями.
Ему поднесли на полотенце хлеб-соль…
Он спешился, поцеловал хлеб, отломил корочку, передал каравай оруженосцам.
Из толпы вышли несколько юношей в долгополых черных свитках, поверх которых были накинуты плащи, что завязывались на груди под горлом тесёмками.
Студенты. Воспитанники Киевской академии, — шепнул мне Чак. Один из них встал в величественную позу и, откинув в сторону праву руку, начал декламировать:
— О великий пан Богдан!
Праздник ныне долгожданный
Полководец наш преславный
Ты освободил наш Киев славный
И за это тебе слагаем
Мы благодарность и склоняем
Пред тобой мы головы.
Ты же своей булавы
Из руки не выпускай.
Быстрее край наш вызволяй!
Стихи были длинные и довольно корявые, но студент читал их очень вдохновенно, с подъёмом. Потом выступил другой студент, который тоже читал стихи, но уже по-латыни. Я ничего не понял, кроме того, что большинство слов заканчивались на «ус».
Толпа была настроена празднично. Все что-то радостно гомонили, то и дело выкрикивая: «Слава!».
— О! Смотри! Вон киевский полковник Селуян Мужиловский. Его Хмельницкий потом отправит послом в Москву договариваться о воссоединение с российским народом, — слегка подтолкнул меня Чак.
Но не успел я разглядеть киевского полковника Селуяна Мужиловского.
Тимоха Смеян, который стоял рядом со мной, вдруг тихо охнул и схватился рукой за бок. Я обернулся и успел заметить хищные раскосые глазки Шайтан-аги, метнувшегося и исчезнувшего с толпе.
— Ой!
Сквозь пальцы смеяновой руки, которую он прижимал к боку, текла кровь.
— Ой, Чак! Смотрите! Ой! — отчаянно вскрикнул я.
— Тихо! Молчите! Не портите киевлянам праздник. Его уже не поймаешь. Помогите мне лучше выбраться отсюда. Чтобы не беспокоил людей. — Тимоха улыбнулся побелевшими губами.
Мы подхватили его с двух сторон.
Но, если бы не напряжение последних сил козака Тимохи, не знаю выбрались бы мы из толпы. По моему, не мы его, а он нас поддерживал.
Читать дальше