Астрид Линдгрен - Дети с Горластой улицы (сборник)

— Как у нас красиво! — сказал Юнас. — Такого красивого дома нет ни у кого.

— И в нём так хорошо пахнет, — добавила Лотта.

По всем комнатам мама расставила белые душистые гиацинты и свечи, всё выглядело необычно и пахло тоже необычно. Это был особенный рождественский запах.

В тот день мы только и делали, что ели, мы подчистили на кухне все мамины кастрюльки, что стояли на плите. А вечером вместе с мамой пошли к тётушке Берг, отнесли ей рождественские подарки, и она угостила нас жареным миндалём. А Лотте тётушка Берг подарила хорошенькую красную шапочку, которую связала специально для неё.

— Теперь я буду настоящим рождественским томте [2] Томте — шведский Дед Мороз. ! — обрадовалась Лотта.

Но быть томте у неё не получилось. Потому что вечером к нам пришёл настоящий томте, который на Рождество разносит детям подарки. Он потопал ногами в прихожей и постучал в дверь, а потом ввалился в гостиную с мешком, полным подарков.

— Мне и спрашивать не нужно, живут ли в этом доме хорошие и послушные дети, — сказал он. — Я прочитал на дверной дощечке, что такие дети здесь есть.

А Лотте он сказал:

— Не надо так таращиться, а то у тебя выкатятся глаза! — И правда, глаза у Лотты стали большие и круглые.

Потом томте вышел в прихожую и вернулся с двумя огромными пакетами, в одном были лыжи для меня, а в другом — санки для Лотты. Но Лотта стояла как вкопанная и не сдвинулась с места, пока томте не ушёл.

— Лотта, что с тобой? Почему ты молчишь? — спросила у неё мама.

— У меня защекотало в животе, когда он пришёл, — сказала Лотта. — И до сих пор щекочет, фу, Франссон!

В сочельник нам разрешают лечь спать, когда мы сами захотим. У камина мы щёлкали орехи и ели апельсины, потом танцевали вокруг ёлки, и всё было прекрасно. А на другой день, в первый день Рождества, мы пошли в церковь на рождественскую службу. Сноп, что мы поставили во дворе для птичек, весь занесло снегом, мы его встряхнули, чтобы воробьям было что поесть, и только после этого пошли в церковь. На небе мерцали звёзды, потому я и люблю их больше всего, хотя луна и солнце — тоже неплохо. Когда над Горластой улицей мерцают звёзды, она выглядит сказочной. И почти во всех домах горят свечи, тоже как в сказке. А где-то вдали, над крышей ратуши, мерцает самая большая звезда, какую я только видела.

— Это наверняка Рождественская звезда, — сказала Лотта.

Однажды Лотта с Горластой улицы, которой недавно исполнилось целых пять лет, проснулась не в духе. Ей приснился нехороший сон, и она решила, что всё это было на самом деле. Маленькая, глупенькая Лотта! Первым делом она ужасно рассердилась.

— Они побили моего Мишку! — закричала она, когда мама зашла в детскую, чтобы узнать, почему Лотта в восемь утра сидит и плачет в своей кроватке.

— Кто побил твоего Мишку? — спросила мама.

— Юнас и Миа-Мария!

— Лотта, милая, это тебе приснилось, — сказала мама. — Юнас и Миа-Мария уже давно в школе, у них не было времени бить твоего Мишку.

— Всё равно они его побили, хотя у них и не было времени! — крикнула Лотта и погладила бедного Мишку.

Лоттин Мишка вовсе никакой не медвежонок, а толстый маленький поросёнок, которого мама сшила из розовой ткани и подарила Лотте, когда той исполнилось три года. Тогда Мишка был чистый, розовый и красивый, теперь он был грязный и выглядел настоящим поросёнком, но Лотта считала, что это медвежонок и потому звала его Мишкой. Однажды Юнас сказал ей:

— Ха, тоже нашла медведя, это самый обычный поросёнок!

— Дурачок ты, Юнас, неужели ты не видишь, что это медведь?

— Твоё дело, думай, что хочешь. — Юнас пожал плечами. — Только скажи, кто он, по-твоему, белый полярный медведь или обыкновенный бурый?

— По-моему, он поросячий медведь, а ты можешь думать, что хочешь! — ответила Лотта.

Она очень любила своего поросячьего медведя. Ночью она брала его с собой в кровать и разговаривала с ним, когда Юнаса и Миа-Марии не было поблизости. А сейчас Мишка лежал на подушке и чуть не плакал, оттого что, как думала Лотта, Юнас и Миа-Мария побили его. Она сказала Мишке сквозь слёзы: