Иван Лазутин - Суд идет

Фридману, Шарапову и Баранову суд вынес суровое наказание — каждому по пятнадцать лет лишения свободы, с полной конфискацией имущества. Анурову дали двадцать лет. Ольга и Лиля судом были оправданы.

После десятидневного тюремного заключения Ольга и Лиля почувствовали, что вернулись снова к жизни.

Нет больше рядом рябой вульгарной толстухи, нет воровки Софьи Стрельниковой, нет рядом Райки Шмыревой и Кудели. Нет той тюремной неуемной тоски, которая гнетет даже во сне. Свобода!..

А ведь всего два дня назад, выйдя из зала суда, Ольга уронила голову на плечо матери и рыдала, как девочка, которая в суете вокзала чужого города отстала от родителей, а потом, пережив все ужасы разлуки, снова встретилась с родными. Плакала и Серафима Ивановна. Только слезы ее были тихие, безрадостные, они исходили из глубины многострадального сердца, которое в жизни хлебнуло много горя. И, казалось, вряд ли хватит его на одно такое испытание.

Но все это позади. Впереди — весна, институт, работа, друзья… Только недавно узнала Ольга, что подруги по работе подавали петицию прокурору Богданову и через комсомольскую организацию настаивали на том, чтоб Лилю и Ольгу освободили из-под стражи.

На работе к Ольге и Лиле все относились сочувственно. И все-таки на душе было неспокойно, томило смутное предчувствие.

Так дождевые воды незаметно, но необоримо упорно разъедают железный обруч, на котором глубокой царапиной сбита полуда. Вначале на месте царапины заметна неглубокая рыжая бороздка, потом она походит на продолговатую язву с иссеченными краями, потом… Тут уже все зависит от времени. Когда ржа переточит обруч — бочка рассыпается.

Такой же кровоточащей царапиной легла на сердце Ольги дума о Дмитрии. «Что с ним? Почему он не показывается? Неужели ему теперь зазорно встретиться с подсудимой?» Эти мысли все чаще и чаще омрачали ее просветлевшее лицо. Но тут же успокаивала себя: «Он не такой. Не может он поступить так жестоко…»

Лиля, словно прочитав ее мысли, спросила:

— Соскучилась?

Ольга вздохнула.

— Разве таким словом передашь это чувство? «Соскучилась» — это совсем не то. А ты как, Лиля?

— Что я? У меня совсем другое дело. Он меня не любит.

— Не любит? А в тюрьму приходил, прощения просил, говорил, что любит?

— Это он успокаивал. Он добрый и порядочный человек. Его любовь унесла с собой в могилу жена.

После некоторого молчания Лиля подняла воротник и зябко поежилась.

— А если он сегодня к тебе не придет? Если не придет и завтра и послезавтра? — спросила Лиля.

То, чего больше всего боялась Ольга в своих беспокойных и смутных догадках, Лилей теперь было поставлено в упор. Эта прямота одновременно и испугала Ольгу, и придала ее ответу решимость.

— Я не сделаю шага, если он не придет даже через полгода! Я никогда к нему не приду первая!

— Ты неправа, Оля. За любовь нужно бороться. Ее добывают с боями. В ней есть свои атаки, свои безымянные высоты, свои победы и поражения… Бывают даже временные отступления.

— Я не понимаю тебя, — тихо сказала Ольга. — По-твоему, если Дмитрий меня разлюбил, то, значит, я должна преследовать его? Кидаться ему на шею и навязывать себя?

— Не так, не то ты говоришь… — Лиля закрыла глаза. Лицо ее приняло страдальческий, болезненный вид. — Ты поняла меня огрубленно, прямолинейно. А я хотела сказать другое.

— Как же тебя понимать?

— Для счастья нет общих рецептов. Сколько судеб — столько вариантов любви и страданий. Но есть один, общий и, я бы сказала, своего рода универсальный закон.

— Какой?

— За счастье свое нужно бороться.

— Как? — взволнованно спросила Ольга, потянувшись к Лиле. — Как бороться?

Лиля тихо ответила:

— Это тебе подскажет твое сердце. — И, несколько помолчав, она, не шелохнувшись, продолжала: — Знаешь, Оля, в жизни часто любят за любовь.

— За любовь?

— Да, представь себе — за любовь. Я уверена, что Струмилин меня полюбит. Я это чувствую. — Горделиво подняв голову, она, как вызов, бросила куда-то далеко-далеко, туда, где над Сокольниками невесомо плыли холодные облака: — Я этого хочу! Во имя этого я пойду наперекор глупым условностям нашего века.

Ольга вопросительно посмотрела на Лилю, и Лиля поняла значение этого взгляда.

— Я буду у него на побегушках, я заменю ему няню, когда он будет болен, я буду его другом, женой, матерью его ребенка. Все это я буду делать для него, потому что он — самый близкий, самый дорогой мне человек! И в этом служении есть уже наслаждение и счастье.