Мара Будовская - Вечер в Муристане

— Алло, здравствуйте? Это квартира Фридов? Евгения Марковна? Говорит Таисия, актриса. Да, это я драмкружок… Нет, не беспокойтесь, всё в порядке! Видите ли, Мишенька проводил меня до дому, очень замёрз, а пока я ставила чай, он угрелся и уснул на диване. Пусть остаётся, да? Я тоже так думаю. Что вы, не стоит благодарности, я же понимаю, поздно, вы беспокоитесь…

Тая положила трубку, и прошептала Мишке на ухо:

— Хорошо, что у меня теперь есть телефон!

— Хорошо, что у меня теперь есть ты! — прошептал Мишка в ответ, и все продолжилось уже на благоустроенной постели и без Таёзиных хвостов.

— Заходите, Сергей Степанович, заходите. Я могу вам чем–нибудь помочь? Чаю?

— Некогда, мне, Таисья, чаи распивать. Мне бы по телефону позвонить, а то до участка далеко. Ага, спасибо. Алё, Алексей Владимирович, участковый Дюкин беспокоит. У нас тут два трупа. Опознали. С нашей улицы два пацана, Серёга Шапошников и Витька Батурин. Один другого порезал по пьяни, не смертельно, но тот кровью истёк, а этот просто замёрз. В щели между заборами. Там зимой так ребятишки льду накатают, что и не ходит туда никто. А ведь, если прикинуть, один в тридцати метрах от своего дома, и другой метрах в семидесяти. Утром пошли бабы за водой, наткнулись. Ага, жду! Всё, спасибо, Таисья. А ты хоть и актриса, девка проворная. Кому оладьев–то нажарила? Есть кто у тебя?

— Да не шепчите, Сергей Степаныч. Никого нет, в театр понесу. Масленица же нынче!

— Ой, прости господи, а у меня и из ума вон. Всё утро с этими пацанами провозился, царствие им небесное. У Серёги мать совсем спилась, ей и горе — не горе, а повод за бутылкой сбегать. А у Витьки родители нормальные, сестра в институте учится. И за что им это? Ну, давай свой чай.

Мишка слышал этот диалог из спальни. Двое несчастных, один попьянее, другой потрезвее, один потупее, другой порезвее, агрессивные дураки — лежали мёртвые в скользком мёрзлом межзаборье. Сами виноваты. Замёрзнуть по пьяни в нескольких шагах от дома — это надо умудриться.

Тая пекла оладьи, участковый Дюкин пил чай. Мишка сидел под одеялом и чувствовал себя Адамом, объевшимся плодами древа познания добра и зла. Он бы сам себя изгнал из рая, если б мог.

Дюкин ушёл. Тая застала Мишку трясущимся крупной дрожью.

— Мишик! Ты давай не страдай. Совесть твоя чиста. Если бы вышло по–другому, они бы нас убили. Помни об этом! Не сегодня, так завтра. Не завтра, так послезавтра. Я сейчас буду занудничать, но ты потерпи, хорошо? Я всё–таки старше тебя. Послушай. Если человек агрессивен, но умён — с ним можно договориться. Если он добр и туп — не представляет опасности. Агрессивного дурака можно нейтрализовать, заняв делом. А вот если человек жесток, глуп и к тому же болтается, предоставленный самому себе — это и есть самая страшная ситуация.

— Мы могли вызвать «скорую». И их бы спасли. И, может быть, они бы не пили больше. Ну, хотя бы Батурин, у которого семья нормальная.

— Миша, прекрати! Они бы дали против тебя какие–нибудь показания, и ты бы ещё оказался виноватым. Поверь мне, тут вмешался наш еврейский бог. А он зря не сделает. Я давно за ним наблюдаю. Он всегда наказывает виновных, но никогда не устраивает показательных процессов.

— Ты говоришь прямо как Дедамоня.

— Твой дед?

— Ну да.

— Вот видишь, значит, я говорю правду. Так что ты ешь давай оладьи, и пойдём. Мне надо на репетицию, а ты в школу ещё успеешь ко второму уроку.

Израиль, Рамат — Ашарон, Натану Фишелю.

От Пороховой Екатерины.

30 мая 1987 года

Дорогой Натик!

Рада была получить твоё письмо. Смешно, ты даже сделал одну ошибку, чего раньше за тобой не водилось. Неужели русский язык забывается? Твой папа очень по тебе скучает, но не жалеет, что ты уехал. Думаю, вы всё решили правильно, зря ты мучаешься. И с работы папу не выгнали, как ты боялся. А раз до сих пор не выгнали — то и не выгонят. Так и будут они с моим отцом вечно дудеть в свои дудки.

Я, Натик, попала в странное, глупое положение. В нём никто не виноват, кроме моей ревности, и никто о нем не знает. Расскажу тебе, потому что ты далеко.

Вдруг оказалось, что я — красивая женщина, чего не сулила моя детская внешность (ну, ты помнишь). В подтверждение высылаю фотографию. Это я, ты уж поверь мне на слово.

Красота бы — полбеды. А выяснилось, что я влюблена. Люблю. Мишку Фрида. Ты спросишь — а как же Борька? Дружили–то втроём! Борька — тот втюрился в меня. А вот Мишка…