Сергей Минутин - Странник и Шалопай

Он подумал о том, что надо бы ночь провести в казино, увидеть игроков в их первом измерении.

На Посредника весь этот разговор произвёл странное впечатление. Он выл, ему хотелось воли. Он вдруг до дрожи в сердце ощутил как одинок.

Он думал, что Шалопаю хорошо, он ручку взял и принялся писать и этим объяснил всю свою жизнь. Он тоже одинок, но одинок в труде, и пусть писание труд тяжкий, пусть этот труд и изнуряет, особенно когда желанья ещё есть, а слов уж больше нет, но Шалопай свободен.

А он, Посредник, так одинок, как одинока бывает лишь собака прикованная цепью к будке. Он вспомнил деда своего, и отчий дом, и будку, и собаку. Собаку звали Рэкс. Его свобода была равна длине цепи. Рэкс был вполне доволен, жил в тепле, от пуза ел, был изредка спускаем с поводка.

Но вот однажды Рэкс завыл. Завыл так тяжко, длинно, нудно, безысходно, что бабка сразу же ударилась в слёзу.

Дед посмотрел на бабушку, на Рэкса и сказал: «Хватит ныть, тебя посади на цепь, и ты завоешь».

Дед вскоре умер. Рэкс выть перестал, но и к своей жизни интерес утратил всякий, есть перестал и даже лаять, и вскоре сдох.

Так и Посредник, после разговора выл о своём. Он думал, что он свободный волк, или с цепи сорвавшаяся собака, а Шалопай открыл ему глаза: «Сначала воют волки и собаки, а вслед за ними люди мрут, что в волчий вой не верят».

Посредник увидел Странника сразу же, как только тот переступил порог казино. А после того, как он подошел к столу, за которым играла местная знаменитость по кличке «Вера», и поздоровался с ней, стал наблюдать за ним неотступно.

Посредник окончательно потерял покой, когда «Вера» сгребла со стола все фишки, к этому в казино уже привыкли, взяла Странника за локоть и повела его в бар.

Посредник — Валера с такой силой ударил Сержа по колену, что и в четыре часа утра тот почувствовал себя необыкновенно бодро. Валерка ворчал полушёпотом: «Ничего себе круг знакомых у нищего, с такой подругой можно не только в музее прозябать, но и в тихой президентской бане киснуть».

— Ты это о ком? — спросил Шалопай, ошалело потирая колено.

— А вон видишь, парочка, два друга, модель и подруга. С одним, с тем, что с котомочкой, я познакомился недавно, «темная личность», а дама с ним давно могла бы это казино по миру пустить. Она игрок, как сегодня говорят, «без границ», но в отличии от «отвязанных», с «галстуком» [15]. Этот галстук чем — то связывает её с этим казино, но не деньгами. Ей здесь явно нравится, нравится до такой степени, что обтрясая казино индивидуально, она тем не менее помогает ему обтрясать других и выживать в среде жуликов как от государства, так и в ногу с ним идущих. Правда, я, хоть и в ногу с ними идущий, всё же от неё пользу имею.

Я, как «старый, больной еврей», все фишки в одну корзину не складываю, на её «масть» всегда на две фишки больше кладу — ни разу не проиграл.

— А почему ты не все фишки на её «масть» не поставишь?

— Это уже зависимость, а я и без неё играю.

— Понимаю, если всё на неё, то получится, как у мужа за хорошей женой, «женился и пошел, как ключ, ко дну, и знаешь всю жизнь одну жену».

— Да, примерно так. Ну хватит философствовать, пошли знакомиться. Но сначала по коньяку, затем по кофе. Они подошли к барной стойке, Валерка заказал два коньяка, два кофе и бутылку коньяка с собой.

Шалопай пил свой коньяк, как–то не вкусно, быстро, скомкано. За прожитые жизни он так и не научился получать удовольствие от происходящих процессов, в том числе и пития. Это почти каламбур, но у него не было ни настоящих желаний, ни горя, ни радости, ни любви. Посредника это состояние Шалопая просто выводило из себя, он при встречах с ним «зверел» от своих тщетных попыток разозлить или наоборот развеселить Шалопая.

Другое дело он сам. Он еще застал времена шикарных «дворцовых» банкетов. Отдельные личности бывшего дворянства, выжившие после октября 1917 года, и их крепостные, влившиеся в ряды партхозноменклатуры внёдрёнными агентами, понимали толк в хорошей выпивке и закуске. Они были носителями еще того самодержавного понимания пользы от сытного возлияния для свершения дел государственных. Валерка был знаком с ними и сам не раз упоминал своих «крутых» учителей. Они научили его относиться к выпивке солидно. Коньяк он пил только по особым случаям, когда была нужда во вдохновении.